Полк, к бою!

Через несколько минут действительно заработала наша артиллерия, дала залп даже батарея "катюш". Огонь противника сразу ослаб. А впереди послышались радостные возгласы, топот сапог. Через проходы в минных полях к нам бежали люди, торопясь укрыться в траншее от немецких пуль и снарядов. Многие из них несли на себе тяжелораненых, другие помогали тем, кто мог еще хоть с трудом, но передвигаться.

Одним из последних в траншею спрыгнул командир, который представился мне майором Свиридовым. За ним — двое бойцов с раненым на плащ-палатке.

— Кого несете? — спросил я.

— Старшего политрука, — ответил один из бойцов. — У него тяжелое ранение в грудь, нужна срочная перевязка.

Старший политрук бредил. Он то подавал какие-то команды, то бормотал что-то невнятное.

Я спросил майора, все ли люди вышли. Он ответил, что, должно быть, все, так как вот этот старший политрук возглавлял группу прикрытия.

Опасаясь, как бы гитлеровцы не ворвались вслед за вышедшими из окружения на наш передний край, я отдал распоряжение срочно заминировать проходы в минных полях и усилить наблюдение. Всему личному составу роты приказал находиться на своих местах у оружия вплоть до особого распоряжения.

Пригласил майора пройти в мою щель, укрытую сверху несколькими плащ-палатками. И здесь при тусклом свете коптилки, сделанной из гильзы сорокапятимиллиметрового снаряда, рассмотрел его. Лицо у майора темно-серого цвета. Гимнастерка на правом плече разорвана, в просвете дыры видно тело, покрытое запекшейся кровью. Правая рука от запястья до локтя забинтована, покоится на ремне, перекинутом через шею.

— Я начальник оперативного отделения восемьдесят первой стрелковой дивизии, — представился майор. Затем кивнул в сторону раненого политрука. А он — комиссар штаба. Вывели часть дивизии из окружения. С нами знамя одного из полков. Что касается людей… Перед началом прорыва с нами было триста двадцать семь человек. Сколько вышло — не знаю.

Майор умолк и посмотрел на застонавшего политрука. Затем продолжил:

— Прошу вас, товарищ лейтенант, оказать помощь всем раненым. И пусть кто-нибудь проводит меня к вашему командиру полка.

В эту минуту к нам в щель протиснулся санинструктор роты. Ни слова не говоря, опустился на колени, разрезал ножницами гимнастерку на груди у старшего политрука. С левой стороны у того кровоточила большая осколочная рана.

Политрук при прикосновении к ране бинта очнулся, приоткрыл глаза, застонал. Потом спросил, с трудом разжимая губы:

— Где я?

Майор наклонился, назвал его по имени и отчеству, ответил:

— У своих. Вышли-таки из окружения.

— Хорошо, — со вздохом облегчения произнес старший политрук. И тут же судорожно откинул голову, вытянулся…

О просьбе майора я доложил командиру батальона.

— Пусть связной приведет его ко мне, — сказал комбат. — Старшего же политрука похороните. И проверьте, не остался ли кто из раненых на нейтральной полосе.

Майор поблагодарил за оказанную ему помощь и в сопровождении связного убыл на командный пункт батальона. А я, вызвав к себе командиров стрелковых взводов, приступил к эвакуации раненых из нейтральной полосы.

В это время к нам подошел командир саперного взвода, который со своими людьми все это время находился у проходов и пропускал через них выходивших из окружения. Он доложил, что по проходам прошел двести пятьдесят один человек. Из них сорок четыре тяжелораненых. Затем спросил, все ли проходы заминировать. Я объяснил ему обстановку и приказал оставить пока по одному проходу с дежурными саперами перед 1-м и 2-м взводами. А средний между ними закрыть. Для эвакуации раненых хватит и двух проходов.

* * *

По ходу сообщения послышались шаги. Затем появились два силуэта. На окрик часового: "Кто идет?" — последовал ответ: "Свои, к командиру роты".

— Я к вам, товарищ лейтенант, — сказал, подходя, первый. Это был капитан из окружепцев. — Имеется просьба. Командир группы прикрытия старший лейтенант Мурашов, вот его друг, — капитан качнул головой в сторону своего напарника, тоже старшего лейтенанта, — погиб буквально перед проволочным заграждением. Его тело вынести не смогли. А нельзя ли сделать это сейчас? Пусть старший лейтенант пойдет с вашими людьми и укажет им то место.

Я отдал соответствующее распоряжение, и старший лейтенант ушел с бойцами в ночь. Мы же с капитаном направились на мой наблюдательный пункт. Дорогой я попросил рассказать обо всем, что ему удалось увидеть по ту сторону фронта. Капитан ответил, что у него есть даже карта с нанесенной обстановкой, он покажет ее мне, а если надо, то и отдаст для передачи в штаб полка. Правда, обстановка нанесена на немецкую карту, так как наших карт Подмосковья у них не было. Вот и пришлось добывать у врага.

— Кстати, вы видели немецкие карты? — спросил меня капитан.

— Нет.

— Они у них какие-то однотонные, не то что наши. На нашу посмотришь сразу видно, где лес, где болото, где возвышенность какая. Быстро можно определить и крутизну скатов, и магнитное склонение. А вот у них… К их картам надо привыкнуть.

Мы подошли к наблюдательному пункту. В землянке нас встретил старшина роты.