Полковник

— А на «эмке», — ловко зажав плечом и подбородком телефонную трубку, отвечает начальнику Сашка, нарезает сырок и, стараясь не булькать, наливает полный стакан «Кавказского».

— Итак, продолжим?

— Продолжим, — соглашается Сашка, подмигивая «Незнакомке».

— Шла война, «эмка» выдержала строгий экзамен, но когда война кончилась, стал вопрос о новой машине. И ею, как вы, вероятно, знаете, стала «Победа». Рабочие горьковского завода выпустили новую машину — эм двадцать, которую и назвали «Победой» в честь Победы. Это был хороший автомобиль по тем временам. Можно сказать, автомобиль-труженик. Пятьдесят седьмой год стал заметной вехой в истории легкового транспорта — мы же сразу получили две машины: «Москвич» и шикарный «ЗИМ»…

Тут зазвенела сигнализация, и пришлось прервать интересный разговор. Сашка лез вдоль ограды по сугробам тополиного пуха — искал обрыв. Сильный свет прожектора над головой, колючая проволока над самым ухом, все время приходится нагибаться, два тоненьких незаметных проводка сигнализации, которые нельзя задеть, — чем-то эта картина была уже ему знакома…

Только-только потом задремал, прибыл летчик со сто пятнадцатого.

— Откуда?

— Милан — Париж — Венеция — Москва…

— Как там погода? — спросил, зевая, Сашка.

— Да такая же дрянь…

Отправив летчика домой, Сашка хотел было поспать, но уже до очередной передачи оставалось минут двадцать — смысла не было. Он выпил еще стакан и от нечего делать пошел совершать обход. Сотни машин перед ним, все выстроены ровными рядами и со всех сторон окружены двенадцатью высокими столбами с мощными лампами яркого света, который заливал всю стоянку сильным и ровным освещением. Вдоль ограждения носились сторожевые псы: Джек, Мухтар, Тимофеевна и Полкан, облаивали всех, кто попадал в поле видимости. Сашка засмотрелся на две лампы на ближайшем столбе, которые под размеренное покачивание проводов на ветру стали медленно-медленно наполняться желтоватым неоновым светом. Все это напоминало оживающее чье-то дыхание: кач-кач… кач-кач… все поярче… все поярче… Или это раскачивание совпало уж с собственным Сашкиным ритмом дыхания, но только засмотрелся он на это в такт покачиванию разгорание двух лампочек на ближайшем столбе… Они словно бы надувались, разгораясь все больше и больше, а провода под ними всё покачивались, покачивались…

Сашка расхаживал среди сотен машин — дорогих «Запорожцев», очень дорогих «Жигулей» и баснословно дорогих «Волг». Проходил мимо просто прикрытых брезентом, мимо упрятанных в каркас, проходил мимо запертых в легкие гаражики — на трехсотом и двести пятом местах — уже с железными воротцами, уже с замочком.

Он расхаживал среди чужих судеб, вверенных ему на временное хранение. Да так оно и было на самом деле — каждая машина есть судьба. Витька́ вспомнил и вздохнул: «Жаль парня!» Сашка все больше испытывал к нему хорошее, взрослое чувство. Потом Сашка вспомнил хорошим словом начальника лагеря майора по фамилии Козырь. Запоздало догадался, что майор Козырь, прощаясь с Сашкой, испытывал что-то подобное — хорошее, взрослое. А тогда, дурак, думал: «Да не тяни ты, начальник, бодягу, хватит, сыт по горло, и так — «от звоночка до звоночка».