Прокатились по сектору между двумя ветками обороны, выбив или обратив супостатов в бегство. Но наступление дальше не развивали. Просто развернулись, достигнув передовых траншей, и ушли обратно, чтобы не попасть под обстрел лёгких полевых орудий.
Пехота, в принципе, в такой атаке была не нужна. Если бы не одно «но». Траншеи. Вот бойцы и выполняли функции инженерно-сапёрных войск, везя с собой на бронетранспортёрах материал для наведения эрзац-мостов через не очень широкие траншеи. Под прикрытием огня с бронеавтомобилей. А потом, отходя, забирали их с собой. И всё. Никаких штурмовых задач. Во всяком случае – в рамках данного формата операций.
Такие мероприятия были не единственными операциями. Лобовые контратаки с участием бронетехники Меншиков комбинировал с фланговыми обходами по ходам сообщения. В таких задачах очень помогало то стрелковое вооружение, которым были вооружены бойцы полка. Самозарядное и автоматическое преимущественно. А ещё он активно применял артиллерийское наступление, благо, что квалификация его артиллеристов позволяла это делать. Но так – ограниченно. Артиллеристы предваряли наступление штурмовых групп очень осторожным обстрелом противника «за поворотом». Из-за чего взрывы мин шли как бы перед штурмовиками, словно двигаясь в авангарде. Наступая перед ними…
Особенно ему пригодились и помогли пулемёты, снятые в великом множестве с германских и австро-венгерских единиц бронетехники под Флоренцией. Без них он бы не вооружил должным образом итальянцев. Не своё же оружие отдавать. А ещё 60-мм миномёты. 90-мм миномёты были намного лучше и мощнее, но с ними оказалось тяжело маневрировать. Вес мешал – не только самих установок, но и боеприпасов к ним. А вот 60-мм были довольно легки и подвижны.
Приказ. Отход по пути сообщения на вторую линию обороны. Продольный рывок по ещё занятым своими траншеям. И проход вперёд – в держащийся на последнем издыхании узел. Качественное его усиление. И плотный удар 60-мм миномётами по ничего не подозревающему противнику…
И так – по кругу. И так – несколько дней подряд.
Всё поле боя оказалось самым натуральным образом завалено трупами. Тысячами… многими тысячами трупов. Раненых было ещё больше. По ночам и в промежутках между перестрелками было слышно, как они стонали, кричали, выли, плакали… звали на помощь… матерились… проклинали свою судьбу… и умирали, так как никто не мог им оказать помощь. Да и даже добить.
Кто-то пытался ползти сам. Если мог.
Кто-то стрелялся, не в силах выносить более свои мучения.
Но большинство же мучительно умирали, истекая кровью на жаре. Особенно это стало заметно на третий день боев. Ужас. Кошмар. Жуть.
#Настоящий ад. И вонь… чудовищная, просто нечеловеческая вонь от начавших массово тухнуть на жаре людских тел. Что только ускорило отход в мир иной тех, кто ещё не преставился, валяясь в предполье оборонительных позиций.
И вот по столь причудливо сложившимся узорам этого «чудовищного ковра» австро-венгерским солдатам становилось всё сложнее проходить. Он демотивировал невероятно, отбивая всякое желание воевать. Поэтому атаки 3 июня были уже вялыми. А за 4 июня – только одна, да и та захлебнулась прямо на первой стрелковой позиции, после небольшого артналёта 90-мм миномётов. На большой у русских просто уже не было мин.
Итальянцы и русские испытывали не меньшее психологическое давление, чем австро-венгры. Ведь этот ужас был у них перед глазами. Ведь это им каждую ночь приходилось вываливать трупы противника за бруствер, откатывая подальше. Предварительно обшарив на тему полезного имущества. Деньги деньгами, да, но больше искали патроны и медикаменты. Третьего июня даже ночной рывок на первую стрелковую позицию сделали за этими припасами. Запасы запасами, но всё имеет особенность подходить к концу.
А запах? Особенно когда ветер с поля. Им ведь в этом амбре приходилось находиться постоянно. Тем более что регулярно постреливала артиллерия. Лёгкая полевая преимущественно. Потому что другой в австро-венгерских дивизиях практически не было. Но и взрывы 76–77-мм снарядов – не фунт изюма. Даже если они где-то в стороне разрываются и не могут тебя убить или ранить. Всё равно – ничего хорошего. Как и регулярно прилетающие комки земли, иногда с фрагментами тел, и резкие звуки взрывов…
Максим 4 июня выбрался на передовую позицию, чтобы осмотреться. Незадолго до последней атаки. Той самой, которая захлебнулась на первой стрелковой позиции.
Стояла удивительная пора. На какое-то время даже раненые в целом замолчали. Лишь лёгкий туман, стелющийся по самой земле, закрывающий поле боя. Пришлось выбираться на бруствер, чтобы подняться над этой пеленой и хоть что-то увидеть.
В этот момент-то и произошёл выстрел.
Видимо, кто-то из раненых попытался отомстить и захватить с собой на тот свет хотя бы ещё одного врага. Но Максим вновь удачно отвлёкся, и пуля лишь чиркнула его по внешней стороне бедра. Он покачнулся и, чтобы удержать равновесие, шагнул вперёд. Да так и покатился, свалившись с валика бруствера.