— Но сразу же с прицелом на докторскую. Что вас так удивляет? Вы за кого держите меня, господин Пень-Пеньковский, — бестактно употребила она прозвище полковника, которое давно гуляло коридорами управления. — Советую быть учтивее или хотя бы осторожнее.
Олег растерянно покряхтел. Женщина явно демонстрировала остроту своих коготков, а в таких случаях он всегда терялся. Судя по всему, срабатывал комплекс пораженца-неудачника. Тот самый, зародившийся у него во время затяжных конфликтов с решительно настроенной супругой.
— Скажем так: меня удивило направление ваших исследований. Азиатские страны демократии — при вашем-то увлечении историей, бытом и традициями Британской империи.
— Ладно, не будем нагнетать. Извинения принимаются. К слову: Туманный Альбион — это в самом деле так, для души. Но хочу напомнить, что по образованию я — специалист по международным экономическим связям. К слову, диплом у меня не липовый, а настоящий, по-студенчески выстраданный.
— Снимаю шляпу, леди Тамила.
— Другое дело, что именно там, на международных связях, и при моем знании английского, немецкого, а также французского, пусть пока еще только «со словарем», — меня и подловили бравые парни из «конторы глубокого бурения».
— Вот оно как, — только и смог пробормотать Пеньковский. — Давно намеревался пройтись по вашей биографии, да всё недосуг.
— Считайте, что уже прошлись. Мать — преподаватель английского в одном из новосибирских техникумов. В прошлом — лейтенант НКВД. Отец — полковник, бывший офицер Смерша, со знанием немецкого, а ныне — заместитель начальника военного училища. Оба мечтают о выходе на пенсию.
— И как же они относятся к вашей секс-агентурной деятельности?
— Пока что никак. Не догадываются, естественно. Воспринимают меня, как добропорядочную служащую, эдакую чиновницу, само собой, работающую на внешнюю разведку КГБ. В качестве кого угодно, только не секс-агента. Впрочем, не исключено, что родители всего лишь делают вид, что не догадываются о моих истинных «талантах».
— Будем считать, что при этом они проявляют чудеса мудрости.
— Что же касается сотрудничества со службой безопасности, — решила Курагина довести свою автобиографическую исповедь до конца, — то у нас это семейное. Можно даже сказать — родовое, поскольку дед и бабушка по материнской линии были чекистами, а дед по отцовской — в Гражданскую был заслан красным агентом в насквозь белогвардейский маньчжурский Харбин. Правда, потом он был репрессирован, как японский и еще какой-то там шпион, однако до расстрела дело не дошло, кто-то там, в высшем руководстве НКВД, вовремя заступился за него.
— Знать бы, кто этот отчаянный человек, потому как случай редчайший.
— Но существует и другая версия: что его специально «репрессировали», чтобы создать легенду для возвращения в Харбин. И если бы не его лагерная чахотка, то кто знает… К тому же известно, что на свободу он вышел ярым, хоть и скрытым, антисоветчиком.
— Знатная биография. Судя по всему, чекисты явно исходили из добытых из неё сведений, когда решили основательно вербовать вас.
— Без элементов шантажа тоже не обошлось. Однако хватит ударяться в подробности. Главное, что все худшее — в прошлом, а значит, стенания по этому поводу бессмысленны. Тем более что архивисты госбезопасности обещали помочь с диссертационными материалами. Они там буквально завалены всевозможными заготовками ко всё еще ненаписанным кандидатским и докторским.
— Но в свете всего услышанного… Изыски «Кодекса леди и джентльмена» — это всего лишь для души? — недоверчиво повел подбородком Пеньковский.
— Скажем так: суровая деловитость американцев привлекает меня куда больше чопорной заносчивости англичан.
— Это уже кое-что проясняет, — поползли вверх брови полковника.
Признание Курагиной в самом деле многое прояснило. Теперь он понимал, что о его переговорах с британцами Тамила не уведомлена; что сама она к богожителям из МИ-6 не принадлежит, а значит, им не придется оттаптывать в предбаннике этой разведки друг другу ноги, как двум медведям — у входа в одну берлогу.
Москва. Военно-воздушный атташат при посольстве США.
Апрель 1961 года
На доклад к шефу Дэвисон подался лишь после того, как основательно пообщался с британским промышленником Гревиллом Винном. Какой-то конкретной информацией, посетовал капитан, англичанин делиться не стал, однако же не скрывал, что агента в лице половника Пеньковского они получают уникального, можно сказать, мирового масштаба. Продержится он, естественно, недолго, слишком уж заметен при своей должности и на фоне такой плеяды личностей. Тем не менее место в истории мирового шпионажа ему будет обеспечено.
— А почему вы, капитан, считаете, что ради этого не стоит рисковать? — вальяжно разбросал руки по широким резным подлокотникам Дуглас Малкольм.
— Я этого не сказал, сэр.
— Место в истории, как-никак пусть даже всего лишь истории шпионажа.
— Слава ценой предательства? Слишком уж сомнительные лавры, сэр.