Полковник трех разведок

К тому же он всё еще пребывал под впечатлением от стычки с Винном, которого на это «высокое собрание» почему-то не пригласили. Хотя должны были бы.

— Они сходятся во мнении, что если уж эти материалы подлинны, то должны оставаться предельно засекреченными. Как говорят в России, они обязаны «находиться за семью печатями». Причем засекреченными они были бы в любой, даже в самой «открытой», а следовательно, беспечной стране, что уж говорить о Советском Союзе, который совершенно справедливо считается самым «засекреченным» государством мира?

— А вот тут я не понял, — нервно отреагировал Пеньковский, — вы что, не сообщили своему руководству, в какой должности я пребываю в этом «самом засекреченном государстве мира»?

Опустошив рюмку, Пеньковский вновь наполнил ее и воинственно уставился на Брадова.

Виски показалось ему неким паршивым пойлом самогонного типа, но поздно вечером он основательно приложился к привезенной с собой всем чиновничеством кремлевским любимой «Столичной». А столь же основательно похмелиться утром не решился, опасаясь реакции советского посла на запах спиртного.

— Ну что вы, в Центре прекрасно осведомлены о вас и вашем положении в русском обществе, — заверил его Кемпбелл, по-прежнему выступая в роли адвоката Пеньковского. — Мало того, наши люди в Москве дотошно проверили достоверность ваших служебных и общественных титулов. Так что с этим всё в порядке. И все же капитан Брадов прав: слишком уж поражает объем сведений. Естественно, возникает вопрос: уж не дезинформация ли это?

— Не записывайте меня в коллеги вашего СС-Шрайбера, подполковник.

— СС-Шрайбера? — ухмыльнулся подполковник. — Нет, о сходстве с этим «бароном Мюнхгаузеном от разведки» речь пока не идет. Но все же хорошо, что вы успели хоть немного познакомиться.

— Увы, очень бегло. А сведения о нем — из рассказа господина Гревилла Винна. Хотя надеюсь…

— Значит, познакомитесь в ближайшее время. Уверен, что ваше сотрудничество с господином Шрайбером окажется взаимоприемлемым.

— Это уж как сложится, — задумчиво проворчал агент Алекс.

— Господа, — неожиданно вмешался доселе молчавший американец Кинген, — не кажется ли вам, что, как у всякого опытного игрока, «в рукаве» русского полковника припрятан запасной туз?

— Так что мешает полковнику убедить нас в этом? — первым отреагировал Кемпбелл, пытаясь, таким образом, «активировать» слегка спасовавшего Пеньковского.

— Если вы всерьез хотите убедиться в правдивости предоставленных мною сведений, — командирским тоном заговорил русский, — займитесь разоблачением тех восьми агентов ГРУ и пяти агентов КГБ, имена которых я назвал в своем отчете[25].

— А вот вам и туз «из рукава», — прокомментировал Кемпбелл, с улыбкой конферансье.

— Станете утверждать, — еще более ожесточился Пеньковский, обращаясь главным образом к Брадову, — что у вас появился еще какой-либо агент, который бы в ходе всего лишь одного, первого, своего доклада рассекретил такое количество русских разведчиков? А ведь мы только-только налаживаем наше сотрудничество, и вслед за этой волной разоблачений последует много других.

— Согласитесь, господа, что если кто-либо из наших русских агентов рассекречивает хотя бы одного разведчика, работающего на Западе, — это уже сенсация, — остался верен своему «адвокатскому призванию» подполковник Кемпбелл. — А здесь мы сразу же получаем тринадцать имен. Нет, вы только представьте себе, господа: тринадцать рассекреченных вражеских агентов в ходе одного донесения, одного визита полковника Пеньковского в Лондон! Кого из агентов мы способны поставить рядом с ним?

— Если так пойдет и дальше, господин Пеньковский, — поднял свою рюмку американский капитан, — то вскоре вы затмите славу многих агентов прошлых времен. Да и нынешних, пожалуй, тоже. Как бы ни сложилась ваша судьба, вы всегда сможете сказать себе, что, ради такого успеха, ради увековечивания своего имени в истории шпионажа, в литературе, в кино, да и просто в народной молве, стоило рисковать всем. В том числе и жизнью.

* * *

Когда Крист Кинген закончил свой спич, за столом воцарилось многозначительное молчание. Из тех, которые способны объединять людей одной профессии в самые трудные минуты; причем независимо от того, где именно и в какой ситуации они находятся.

— Даже не представляете себе, капитан, как я признателен вам. Вы очень мудро и корректно систематизировали те нелегкие размышления, которым я много раз предавался, решаясь на сотрудничество с иностранными разведками. Можно даже сказать, что в ваших словах эти мои сумбурные экзальтации приобрели логически выверенную философскую канву. Если случится так, что мне объявят смертный приговор, я конечно же с признательностью буду вспоминать эти ваши слова, господин Кинген. Как, впрочем, и ваши, подполковник Кемпбелл. Однако хватит сантиментов. Так, о чем вы хотели поведать мне, капитан Брадов?

— Что наши люди уже занимаются названными вами разведчиками. Естественно, начнем с проверки каждого.