И в это время в середине февраля 1095 года новая половецкая орда — чадь ханов Итларя и Китана — вышла к Переяславлю.
Половцы хорошо знали, что Мономах еще не имел сильного войска, что он еще только начал создавать дружину, готовить оружие для полка смердов и ремесленников. Знали они и то, что ни Чернигов, ни Смоленск, ни Тмутаракань Переяславлю не помощники. Не верили Итларь и Китан, что Святополк киевский после последнего сокрушительного поражения под Киевом сможет собрать войско в помощь Мономаху.
Половцы шли на Переяславль в полной уверенности, что Мономах будет вынужден либо откупиться от них богатыми дарами, либо не выдержит осады и сдаст город на поток и грабеж. Кое-кто из половецких ханов, бывших год назад с Олегом под Черниговом, хорошо помнил понурого, окруженного врагами Мономаха, лишь чудом спасшегося тогда от половецких сабель. И теперь казалось, что с надломленным врагом управиться будет легко.
Этим выходом половцы нарушили недавний мир с Русской землей, который заключил с ними Святополк, отдавший им много золота, серебра, сосудов, тканей.
Половцы подошли к самому городу и стали между валами — городским и окольным, разбили шатры и зажгли костры.
Оттуда они послали послов к Мономаху с требованием уплатить за мир и покой великие дары. В противном случае ханы грозили выжечь переяславскую землю, взять город на щит, пленить его жителей, грозила они смертью и самому Мономаху, и его семье. Послы говорили нагло и весело. Вот он — перед ними, старинный враг — Переяславль, одинокий и почти беззащитный, с малой дружиной, и Мономах в нем как ослабевший, больной гепард, который уже пе может совершить свой сокрушительный ужасный прыжок.
Мономах слушал послов и думал о том, что сил в городе мало и противостоять такой большой чади будет трудно. Откупиться — это значило отдать последнее, задержать создание нового войска, подновление крепостных стен, закупку и изготовление оружия. Сражаться же с ханами значило бы обречь на гибель только-только поднявшиеся к жизни переяславские села и городки. И снова пожарища, голод, страдания… и удастся ли удержать город — этого никто не знал. И что тогда делать — идти на аркане в половецкую неволю вместе с женой и детьми и ждать, что кто» то из князей выкупит тебя. А кто захочет вновь вернуть Всеволодова сына в Русь? Сегодня каждый князь его противник.
Мономах мягко улыбался, старался успокоить послов, говорил, что необходимо время, надо сослаться со Святополком, учинить мир совместный с киевским князем, да к тому же в Переяславле нет столько золота, сколько просят за мир Итларь и Китан.
Мономах видел, что половцы тоже не прочь были разойтись с миром, лишь получив большой откуп. Основная часть их сил ушла из степей на Балканы, и под Переяславлем стояли остатки огромной половецкой рати; помощи Итларю и Китану ждать было неоткуда. Но ханы полагали, что руссы не знали об этом разделении половецкого войска и вели себя так, будто за их спинами стояла вся половецкая степь, готовая в любой час прийти на выручку своим соплеменникам.
Мономах сразу уловил этот просчет ханов, но сделал вид, что его весьма заботит мощь половцев, как здешних, так и тех, кто остался в степи. Переговоры шли неторопливо, половцы настаивали, грозили, Мономах уговаривал их, спокойно улыбался, хотя и понимал, что послы могут прервать разговор в любую минуту.
Потом договорились, что руссы пойдут с ханами на мир, как только получат ответ из Киева, а пока же, чтобы у половцев не было никаких сомнений, решили обменяться заложниками. В половецкий стан поедет четвертый сын Мономаха Святослав, а в Переяславль войдет с небольшой дружиной, со своими лучшими людьми и встанет па постой сам хан Итларь; Китан же останется со всей ратью между валами и будет ждать окончания дела.
Послы и Мономах дали роту[53]
и разошлись.Наутро Святослав Владимирович собрался в половецкий стан.
Никогда еще Мономах и Гита не провожали сыновей в такую недалекую, но страшную дорогу. Святославу едва исполнилось десять лет; он еще никогда не расставался с родительским домом и теперь впервые садился на боевого княжеского коня. Конь был изукрашен дорогой сбруей, покрыт красивым, шитым золотом чепраком. Сам Святослав в червленом плаще, в отделанном золотом шишаке, хоть и был мал, но выглядел строго и внушительно: заложником к врагам ехал не кто-нибудь, а сын славного Мономаха, и выглядеть он должен был соответственно своему рождению и сану.
Отрок крепился, держался прямо и старался смотреть перед собой, но не мог скрыть страха и волнения. Глаза его время от времени поворачивались к матери, а та лишь глядела на него и крестила мелкими быстрыми движениями руки. Мономах подошел к сыну, грубовато похлопал его по плечу, сказал, чтобы Святослав не боялся половцев, что княжеские заложники — дело обычное, что не пройдет и нескольких дней и Итларь со своими людьми вернется в половецкий стан, а Святослав будет дома. «Видишь, — шутливо бросил он сыну, — меняем тебя на хана со всей его славной чадью».