Отсюда видно: если какие-то «иные воеводы» из состава главных сил великолукской армии и участвовали в боевых действиях, то сам командующий руководил оборонительной операцией издалека. Главным инструментом воздействия на ситуацию стала в его руках угроза нападения по-настоящему крупных сил на лагерь Острожского. Взглянув на карту Псковщины, легко заметить, что армия князя A. В. Ростовского, передвинувшись с позиции у Великих Лук к позиции у Вороноча, должна была совершить стремительный, более чем стокилометровый марш. Встав здесь, Александр Владимирович загородил неприятелю дорогу на Псков. Вместе с тем он находился примерно в 30–35 километрах от осажденной Опочки, то есть всего в дне конного пути, а значит, мог своевременно посылать ей подмогу или же атаковать всей мощью своих полков.
Для гетмана Острожского такая позиция русского полевого соединения таила серьезную угрозу: литовцев могли обойти с востока и отрезать от главной операционной базы — Полоцка. Собственно, это уже и начали делать Ляцкий с Оболенским. Очевидно, весь расчет гетмана строился на том, что Опочка падет чрезвычайно быстро. Тогда великолукская армия не успеет закрыть дорогу на Псков, да и ударить в тыл тоже не успеет. Возможно, удастся продолжить успешное наступление, захватить иные населенные пункты, укрепиться — если действовать быстро. В псковском летописании содержится краткое известие, согласно которому Острожский отправлял отряды под Вороноч, Белье и Красный, видимо, планируя в перспективе взять эти малые «городки». Но под Опочкой литвинов остановили капитально, Ростовский успел взять северное направление под контроль, и гетман не стал рисковать: отвел потрепанную армию, пока она оставалась управляемой.
Таким образом, насколько опочецкий наместник B. М. Салтыков с гарнизоном «перестояли» Острожского, превзошли его войско в мужестве, настолько же князь А. В. Ростовский переиграл гетмана с литовцами в маневрировании.
При штурме города одни только вражеские наемники потеряли около 1500 бойцов убитыми и ранеными. А по данным русского пленника Тимофея Рупосова, сбежавшего от литовцев, предварительно получив у них сведения о битве за Опочку, — неприятелю за все время операции на Псковщине был нанесен урон в пять тысяч человек убитыми, ранеными и пленными. По словам того же Т. Рупосова, король Сигизмунд I с досадой называл Опочку «бесовой деревней».
Даже авторы польских хроник, весьма не расположенные к Московскому государству, признавали: под Опочкой, особенно во время штурма, королевское войско понесло тяжелые потери. Так, Мартин Бельский сообщает: стреляя по атакующим воинам и сбрасывая на них бревна, русские многих убили. Камнем, брошенным из крепости, смертельно ранен был знатный шляхтич Анджей Боратынский герба Корчак, впоследствии скончавшийся от раны в Вильно. Мачей Стрыйковский, последовательный недоброжелатель Москвы, признавал: немало чешских наемников легло тогда у стен Опочки, пораженных стрельбой, а также каменьями и колодами, летевшими сверху.
Потери, потери, потери… И всё напрасно.
Императорский посол считал, что поражение под Опочкой разрушило все планы польского короля на достойный мир с Россией. Вот его объяснение: «После того как войско польского короля ничего не добилось под Опочкой, — а рассчитывалось, что если эта крепость будет захвачена, то можно будет достичь более выгодного мира, — великий князь[139]
сделался высокомерен, не захотел принять мира на равных условиях»[140].Блестящая победа под Опочкой имела и другое значение: со времен взятия Смоленска в 1514 году русская армия не имела крупных боевых достижений. На вражеский успех под Оршей долгое время не удавалось ответить ничем значительным. И вот — новый боевой триумф, вражеская армия с тяжелыми потерями отступает от стен незначительного русского городка. На воевод и рядовых воинов, вот уже пять лет сражавшихся с литвинами за государя Василия III, Опочка должна была произвести ободряющее воздействие: дан ответ за Оршу!
Итоги военной деятельности этого незаурядного военачальника поражают воображение. За четверть века он побывал на всех «фронтах» Московского государства, принял участие более чем в двух десятках боевых выходов, притом около половины операций он возглавлял! Это значит, что князя А. В. Ростовского использовали на ратном поле с необыкновенной интенсивностью как Иван III, так и Василий III. Ему доверяли, его бросали на «критические» направления боевых действий, его держали на первых ролях. И он побеждал. Александр Владимирович занимает выдающееся место даже в галерее «железных волков» Ивана III — блестящих полководцев, коими столь богато было время рождения Московской державы.
Он достоин самого почтительного отношения со стороны русских людей, которым дорога боевая слава нашего Отечества.
БОЯРИН
АЛЕКСЕЙ ДАНИЛОВИЧ БАСМАНОВ-ПЛЕЩЕЕВ