Опочка не располагала мощными оборонительными сооружениями. По словам того же Герберштейна, там располагалась деревянная крепость (в отличие от Порхова и Пскова, где имелись каменные крепости), стоявшая «на высоком, островерхом, как конус, холме». Скорее этот холм и река у его основания обороняли Опочку, нежели ее невеликая крепостица[133]
. Опочка была довольно значительным городом. Историк М. Н. Тихомиров считал, что Опочка в ту пору являлась крупным ремесленным центром со значительным рынком; у нее было богатое торговое прошлое, имелся обширный посад.Но целью нападения была не одна Опочка. Да, в первой половине XVI столетия этот город мог считаться достойным призом для большой королевской армии, двинувшейся в генеральное наступление. Но за ним открывалась еще более заманчивая перспектива. Если бы Опочка быстро открыла ворота, польско-литовские войска получили бы возможность пойти дальше и захватить Вороноч[134]
, Врев, Владимирец, если повезет, то еще и Остров, Порхов, а то и сам Псков. Объектов для осады и захвата в Южном Припсковье хватало.Наступление готовилось на протяжении многих месяцев. Польский король еще в апреле 1517 года указал собирать войска в Полоцке к сентябрю, к дню празднования Рождества Богородицы. Проезжая Опочку весной 1517-го, Герберштейн уже прекрасно знал, что король польский планирует склонить Москву к «сносным условиям мира», нанеся здесь удар собственными войсками и договорившись с крымцами об одновременном набеге на московские владения с юга. Перед началом кампании сам король Сигизмунд I явился в Полоцк, обсуждал там военные планы и, отправив войска, сам остался в городе «с малыми людьми». Очевидно, король возлагал на гетмана Острожского большие надежды и считал необходимым присмотреть за организацией тыловой поддержки наступления.
Полякам и литовцам удалось сконцентрировать на этом направлении значительные силы, в том числе собственно литовское ополчение Ю. Радзивилла, отряды поляков и центральноевропейских наемников («жолныри», «чахи, ляхи, угорове, литва и немцы… мураве, мозовшане, волохи и сербаве») под командой Я. Сверчовского, татарский отряд, группу военных инженеров («аристотели»), а также «великий наряд пушечный и пищальный». По реконструкции современного историка А. Н. Лобина[135]
, сделанной на основе польско-литовских источников, армия гетмана могла насчитывать около десяти тысяч бойцов, включая четыре-пять тысяч наемников. Подойдя к Опочке 20 сентября, Острожский блокировал город со всех сторон, открыл огонь из пушек.6 октября гетман отдал приказ на штурм укреплений.
Поляки и литовцы были совершенно уверены в успехе дела. Они с презрением называли маленькую Опочку «свиным хлевом». Тем более поразил их результат приступа.
Воевода и наместник Опочки В. М. Салтыков с гарнизоном и горожанами отбивал приступы из пушек и пищалей «и катки большими и слоны из города» (видимо, бревнами и деревянными чурками). Ему удалось нанести Острожскому большой урон. Погиб вражеский военачальник Сокул, а его знамя стало русским трофеем. Приступ длился весь день, но не привел гетмана к успеху…
Князь А. В. Ростовский скоро узнал о вторжении польско-литовской армии и сообщил тревожные вести в Москву. Определяя способ противодействия столь опытному военачальнику, как Острожский, Александр Владимирович выбрал осторожную тактику: наносить удар небольшими мобильными отрядами, тревожить противника, не давать ему покоя; боевое ядро великолукского полевого соединения постепенно придвигалось к неприятелю, но не дробилось и не провоцировало к решающему сражению. Так началась большая оборонительная операция. По словам летописи, князь А. В. Ростовский послал «наперед себя лехких людей и воевод князя Федора Васильевича Оболенского Лопату да Ивана Васильевича Ляцкого и иных воевод и детей боярских не со многими людьми, а велели им помогать пригороду Опочке, ото всех сторон войску литовскому мешать, а сами воеводы пошли противу королевых воевод со многими людьми».
Как уже говорилось, отряды, коими могли оперировать И. В. Ляцкий и князь Ф. В. Оболенский-Телепнев, сами по себе не могли разгромить вражескую армию — для этого они были слишком незначительны: едва-едва полтора полноценных полка, если сложить их воедино и добавить прикомандированные к ним части И. А. Колычева, И. Мисинова и П. Лодыгина.