Прежде всего, британский историк сам признается: мотивы ему приходится реконструировать не с помощью текстов исторических источников, то есть не с помощью прямых и ясных свидетельств, а с помощью… «дедукции». Иными словами, он принимает роль Шерлока Холмса от истории. Но… многоумный сыщик с Бейкер-стрит в трудах своих строго придерживался логики и не склонен был предаваться фантазированию. А вот у Феннела фантазии много. Хотя бы одну попытку, хоть малую, жалкую попытку предпринял бы он, чтобы доказать свои тезисы о фальсификации средневековых русских источников! Вне фразы о том, что «большинство источников» подверглись «…исправлениям, подчас неуклюжим, в более позднее время с целью оправдать деятельность Александра», вся концепция Феннела не стоит и выеденного яйца. А чем он доказывает эту фальсификацию? Да ничем, помимо фразы Андрея Ярославича, по всей видимости, измышленной поздним летописцем через 300 лет после трагических событий Неврюевой рати. Просто идея фальсификации очень нужна для оправдания концепций ученого, и он беззаботно оставляет вместо доказательств ссылку на «дедукцию».
Что ж, каковы источниковедческие обоснования любого предположения историка, таково качество и самого предположения. В данном случае можно констатировать отсутствие качества. Ведь надо иметь до крайности э-э… гибкий ум, чтобы увидеть в бегстве из собственного стольного города факт «организованного сопротивления» Орде. Андрей Ярославич ведь сначала бежал, потом вынужден был вступить в бой со своими преследователями, а потом опять бежал от них, разбитый и униженный.
Но ради добросовестного подхода к источникам стоит привести здесь всю длинную цитату из позднего русского летописания XVI века: «Иде князь велики Александр Ярославич во Орду к царю Сартаку, Батыеву сыну, и прият его царь с честию. Того же лета прииде из Орды Невруй царевич и князь Катиак, и князь Алыбуга храбрый ратью на великого князя Андрея Ярославича Суздальского… и на всю землю Суздальскую. Князь великий же Андрей Ярославич Суздалский, смутися в себе, глаголя: „Господи! Что се есть? Доколе нам меж собою бранитися и наводити друг на друга татар; лутчи ми есть бежати в чюжую землю, нежели дружитися и служити татаром“. И собрав воинство свое, иде противу их, и сретшеся, начаша битися, и бысть битва велиа, и одолеша татарове. И побежа князь велики Андрей Суздалский и с княгинею своею, и с боярами своими…»[132]
На первый взгляд очень убедительно. Андрей Ярославич вроде бы что-то скверное знал про брата, во всяком случае, мог подозревать его в желании «навести татар» и отобрать чужой силой престол Владимирский. Однако чистая душа и храброе сердце позвали его сразиться с неприятелем намного более сильным и молодецки уступить в битве, но сохранить честь. То есть Андрей Ярославич не просто «бегал», а храбро боролся с врагом, притом, возможно, испытав предательство брата или как минимум подумав о предательстве, но не убоявшись выйти на бой даже в столь трагической ситуации. Красиво, не правда ли? Даже романтично… Первоклассный материал для исторического романа. Вот только… Много ли тут правды?
Во-первых, источник, как уже говорилось, поздний, даже очень поздний: текст зафиксирован в летописном своде XVI столетия. От событий Неврюевой рати его отделяет без малого триста лет. Во-вторых, поленился опирающийся на этот отрывок Феннел привести другой фрагмент того же летописного свода, присутствующий по соседству, в публикации — буквально на следующей странице. Его невозможно не заметить. Иначе говоря, надо сильно постараться, чтобы его не заметить. Вот Карамзин отлично разглядел отрывок, который сейчас будет процитирован. Иные историки прекрасно знают о его существовании, а вот Феннел… Феннел почему-то этот кусок текста не разглядел.
Итак, оттуда же, но иная вариация рассказа о катастрофе 1252 года: «Князь великий Александр паки поиде во Орду к новому царю Сартаку, славный же град Владимер и всю Суздальскую землю блюсти поручи брату своему князю Андрею. Он же, аще и преудобрен бе благородием и храбростию, но обаче правление державы яко поделие вменяя и на ловитвы животных упражняя и советником младоуным внимая, от них же бысть зело многое нестроение и оскудение в людех, и тщета имению, его же ради Богу попустившю. Того же лета царь Сартак посла воеводу своего Невруя и князя Катиака, и князя Алыбугу храбраго и с прочими татары ратью на великого князя Андрея Ярославича Суздальского… Бысть же в канун Боришю дни, безбожнии татарове под Володимером бродишася Клязму и поидоша ко граду Переяславлю таящееся. Наутрей же на Боришь день князь великий Андрей Ярославич Суздалский, смутися в себе, глаголя: „Господи! Что есть доколе нам меж собою бранитися и наводити друг на друга татар; лутчи ми есть бежати в чюжую землю, нежели дружитися и служити татаром“. И собрав воинство свое, срете их князь великий Андрей со своими полкы, и сразишася обои полцы, и бысть сеча велика. Гневом же Божиим за умножение грехов наших погаными побежени быша, а князь великы Андрей едва убежа»[133]
.