Полководцы Святой Руси

Тот же Д. Г. Хрусталев точно оценил значение похода и его итоги — помимо захвата большой добычи. По его словам, «…у Ливонии сил на ответные действия не было. Бог весть, как сложилась бы история Прибалтики, если бы в следующем 1263 году Александр Невский пораньше вернулся из Орды, а Миндовг не был убит. Русско-литовский союз имел реальную возможность поколебать немецкую власть в регионе… В… контексте русско-литовской войны против Ливонии — Ордена и Рижского архиепископа — поход к Юрьеву выглядит очень логичным. Неспешный ход русского вторжения осенью 1262 г. может говорить о том, что разорению подвергся не только дерптский посад, но и окрестные поселения — земля Уганди. Следует признать, что поход 1262 года ставил перед собой локальную цель. Это была одна из атак в ходе большой кампании. Видно, что ни русские, ни литовцы не осуществляли захвата территории — шло разорение земли, подрыв базы немецкой власти, планомерно уничтожались разрозненные боевые силы противника, сжигались города и села. Надо полагать, действительно грандиозное русско-литовское вторжение в Прибалтику планировалось в последующие годы. Однако смерть в следующем, 1263 году главных инициаторов антинемецкого союза — Александра Невского и Миндовга — не позволила продолжить столь удачно развивавшуюся войну»[174].

В это русско-литовско-немецкое батальное полотно следует, думается, добавить ордынский мотив. Отправка большой армии, в том числе великокняжеских полков, на Дерпт позволяла Александру Ярославичу сказать в Орде: «Великий хан, ты желаешь получить от меня армию для твоей войны против Хулагу. Но нам приходится защищаться от этих немцев! Вот и сейчас лучшие силы там — сражаются с врагом».

Ну и, конечно же, нельзя забывать, что помимо политических соображений — оценивая их, думается, Д. Г. Хрусталев в основном прав, — существовали также естественные, бытовые, органично присущие войне того времени цели. А именно — захват добычи, обогащение, обретение славы. Не имея достаточно сил (то ли согласия между собой), чтобы перевести под свою власть этнически эстские земли, захваченные немцами, новгородская вечевая держава и русские князья были едины в одном: это прекрасный источник богатства. И задача обогащения оказалась в полной мере выполнена.

Раковорская победа

Главное дело всей жизни князя Дмитрия Александровича, главное его военное достижение — победа в Раковорской битве, а вернее, Раковорской бойне. Это сражение 1268 года отличалось крайним ожесточением и крайней кровопролитностью. Многие специалисты, сравнивая Ледовое побоище, в котором победил Александр Невский, с Раковорской баталией, отмечают, что последняя, скорее всего, была более значительна по количеству бойцов, участвовавших в ней с обеих сторон.

Новгородская летопись содержит весьма подробное описание событий, связанных с походом 1268 года и Раковорской битвой. Началось всё с честолюбивых планов новгородской госпо́ды. Чувствуя собственную силу, боярство «со князем своим Юрием»[175] мечтало о совершении похода на соседей, очевидно, за добычей. Одни хотели ударить по литве, другие — по Полоцку, третьи — идти за реку Нарову (против немцев или датчан). Распря закончилась победой третьей группировки: был совершен поход за Нарову, к Раковору. Город находился тогда под контролем датчан. Тамошние земли подверглись разорению, однако Раковор устоял, более того, у стен его погиб боярин Федор Сбыслович и еще шестеро новгородцев. В целом — если не поражение, то и, во всяком случае, не успех.

Тогда Господин Великий Новгород принялся создавать коалицию для организации большого похода, в рамках которого боярское ополчение выступило бы рядом с княжескими ратями «Низовской Руси». Иначе говоря, республика собралась повторить удачный опыт Дерптской кампании 1262 года. Позвали в первую очередь князя Дмитрия Переяславского, и тот двинулся с войском из своего стольного города. Затем отправили послов к младшему брату покойного Александра Невского, Ярославу Ярославичу, вот уже пять лет занимавшему великокняжеский Владимирский стол. Тот прислал сыновей Святослава и Михаила с полками. Любопытно: по свидетельствам разных летописей видно, что к Дмитрию Александровичу обратились в первую очередь, притом видели в нем безусловного лидера сколачиваемой коалиционной рати. В собственном князе Юрии Андреевиче разочаровались — это, допустим, ясно. Однако совсем не ясно, отчего великому князю Ярославу дали второе место в планах большого похода? Не доверяли ему? Не видели в нем сильного военного вождя? Не желали давать великому князю решающего слова в своих политических затеях? Трудно сказать. Всего вероятнее другое: Ярослав Ярославич уже неоднократно княжил в Новгороде, он даже женился на новгородской боярыне, но всякий раз должен был уходить оттуда. Новгородцы, по всей видимости, просто не могли найти с ним общего языка, не могли договориться по делам политики: это был какой-то неудобный для них князь, возможно, неприемлемый по психологическим причинам…