Читаем Полководцы XVII в полностью

Но были и обнадеживающие вести. В подмосковном лагере атамана Ивана Заруцкого и Дмитрия Трубецкого усиливались раздоры, все чаще и чаще их бывшие сторонники переходили на сторону земского ополчения. В конце концов Заруцкий с двумя тысячами казаков бежал по Коломенской дороге.

В Ярославле стало известно, что польскому гарнизону в Москве посланы подкрепления. Ждать больше было нельзя. В конце июля 1612 года военный совет принял решение начать поход на столицу.

4

Военные действия земского ополчения под Москвой получили достаточно полное освещение в исторической литературе. Последнее по времени издание (1986 год) — интересная и эмоционально написанная книга Р. Г. Скрынникова «На страже московских рубежей». Обилие литературы по данной теме позволяет нам взглянуть на События только глазами военного историка, специально выделив личное участие воеводы Дмитрия Пожарского в боях под Москвой.

Ополчение выступило из Ярославля 26 июля 1612 года. Рати двигались с большим обозом, с тяжелыми пушками — воевода не исключал, что придется штурмовать крепкие стены Москвы, для чего понадобился бы и «осадный наряд», и значительное количество боеприпасов. Приходилось везти с собой много продовольствия, потому что окрестности столицы давно разорили казацкие «таборы» и неоднократно подступавшие к городу польско-литовские войска. Неудивительно, что ополчение двигалось медленно. К тому же Дмитрию Пожарскому приходилось поджидать в условленных местах подкрепления, посылать в разные стороны отряды для изгнания интервентов из близлежащих городов. Так, во время стоянки ополчения в Переяславле-Залесском стало известно, что «черкасы» и «литовские люди» неожиданно захватили Белоозеро, туда пришлось срочно посылать четырех казачьих атаманов со станицами, сотню стрельцов.

Еще раньше к Москве были посланы два передовых конных отряда, общей численностью примерно в тысячу сто человек. Они заняли позиции между Тверскими и Петровскими и между Петровскими и Никитскими воротами, прикрыв дорогу на Смоленск, по которой ждали подхода гетмана Ходкевича. Серьезной военной силы эти отряды собой не представляли, но неожиданные маневры гетмана Ходкевича были предупреждены: обойти заставы Дмитрия Пожарского он никак не мог. Почти в полной блокаде оказались засевшие в Кремле Струсь и Будила — по другую сторону Москвы стояли казаки Трубецкого.

14 августа главные силы разбили лагерь под стенами Троице-Сергиева монастыря. Здесь Дмитрий Пожарский простоял четыре дня, выжидая. Часть казаков из лагеря Трубецкого уже перешла на сторону ополчения (например, атаман Кручина Внуков «с товарищами»), но сам Дмитрий Трубецкой выжидал, не соглашаясь на переговоры с вождями земского ополчения. Однако дольше медлить было нельзя, передовые воеводы Дмитриев и Лопата-Пожарский доносили о приближении гетмана Ходкевича. К Москве был немедленно послан отряд князя Василия Туренина, получивший приказ укрепиться у Чертольских ворот. Вся крепостная стена, прикрывавшая Москву с запада, была теперь занята русскими войсками. Воеводы Дмитриев, Лопата-Пожарский и Туренин насчитывали немного ратников, но продержаться до подхода главных, сил и связать противника боем они могли. Надеялся Дмитрий Пожарский и на помощь казацких «таборов», которые князь Трубецкой навряд ли сумеет удержать в своих лагерях, если под Москвой начнутся бои. Как показали дальнейшие события, воевода не ошибся.

18 августа 1612 года воевода Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин выступили из лагеря под Троице-Сергиевым монастырем и 20 августа достигли предместий Москвы. Они остановились в районе Арбатских ворот, прикрывая Москву с запада. У Яузских ворот стоял со своими казаками князь Трубецкой. Теперь он сам попытался договориться с вождями ополчения, даже выехал им навстречу в сопровождении бояр. Но сразу стало ясно, что высокомерный князь претендует на главенствующую роль в земском ополчении — он был, по тогдашнему местническому счету, старшим по чину и знатности. Переговоры закончились безрезультатно. Князь Трубецкой вернулся в свой лагерь, а Пожарский начал укрепляться на Арбате. Острожки верно служили ему и Скопину-Шуйскому в прошлых боях, надеялся на них воевода и сейчас. Позиция князя Трубецкого по-прежнему оставалась неясной, а своих сил у Пожарского не хватало: к Москве успело подойти не более одной трети ополчения. Силы князя Трубецкого тоже были незначительными, немалую часть казаков атаман Заруцкий увел в Калугу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное