∀поллон против Олимпа

Ромашкин подошёл к подруге.

— А может, мы ей оставим пока чашу-то?

— Зачем?!

— Как-то же она нашла её у тебя в комнате, — пояснил Аполлон. — Я давал ей свою половинку чаши посмотреть. Афина явно умеет находить предметы, которые были в её руках.

— А! И она снова её отыщет, — догадалась Ленка. — Но вдруг они решат её уничтожить?

— Хм... — Парень явно не предусмотрел такой возможности. — Ну, как говорится, эврика, чё! План такой: мы хватаем нашего друга и кувшин нектара, прячемся где-нибудь подальше, потом ты запускаешь нормальный ход времени и отдыхаешь, а я возвращаюсь, вселяюсь в кого-нибудь из этой шайки, пророчу им, дескать, берегите чашу, а то всё накроется медным тазом, возвращаюсь к тебе, вовремя подпаиваю Кирилла, жду твоего пробуждения.

— А потом?

— Потом берём чашу и пробуем капать твоей кровью.

Ленка поглядела на него, как на дурачка:

— А почему не сейчас же?

— Что-то я не хочу рисковать и проводить опыты, пока здешнее время стоит на паузе. А если запустишь — тебя сморит сон, так ведь?

— Угу. — Девушка почесала лоб. — Сложноватые у тебя расколбасы.

— Или представь, что из-за твоей крови возникнет вообще какая-нибудь новая ситуация. Я не знаю, ну, всё запустится быстрее, чем раньше. Или мы снова, не дай бог, провалимся поодиночке неизвестно куда. И ты такая спящая красавица плюхнешься на обеденный стол какому-нибудь циклопу.

— Убедил. Но в этот раз будем держаться за руки, а не за чашу.

— Разумеется! — Аполлон обнял Ленку. — И лучше попробовать этот сатанинский ритуал не где-нибудь, а в Крыму. Для сюжетной, так сказать, завершённости.

Ленка вложила чашу в руки Афине Палладе, и студенты вернулись к медленно садящемуся на столе Кириллу.

— Где отсидимся? — поинтересовалась пифия.

— Ещё у одного любителя нектара. Он за чарку этой высшей гадости мать родную продаст.

Прихватив с собой кувшин зелья и «бога из машины», Ленка и Аполлон прибыли в жилище Омероса.

Грустный хозяин сидел в одиночестве. Ромашкин, который так и не расстался с золотым кубком, налил в него нектара и поставил перед Омеросом, потом быстро проверил дом, никого не было. Похоже, своенравная Клепсидра удрала в очередной раз.

Аккуратно налив в горло Кирилла ещё нектара, Аполлон выбрал одну из комнат с удобным ложем, привёл туда Ленку.

— Тут и отдохнёшь, пока я хвосты занесу, лады?

— Лады. Только будь осторожен.

— Обещаю. О, стой! Подожди!

Ленка, которая уже собралась запустить «нормальное» время, вопросительно посмотрела на друга.

— Слетаю, верну Аида на Олимп. Меньше будет вопросов, согласна?

— Давай.

Через полминуты Ромашкин вернулся и поцеловал Ленку в лобик:

— Зажигай!

Пифия Афиногенова уже привычно сконцентрировалась на струнах и мысленными касаниями заставила их звучать. Мир ожил.

Бережно уложив девушку на кровать, Ромашкин дождался, пока она уснёт и вернулся к Омеросу.

Сказитель всё ещё вздыхал о чём-то своём, и Аполлон захотел привлечь его внимание, но тут понял, что остаётся невидимым и неслышимым!

— Ну, ты и дурак, — «похвалил» себя Ромашкин.

Тем временем, Омерос самостоятельно узрел кубок, стоящий на столике, и расцвёл, как кипарис:

— О, боги, светлые боги! Какой великолепный дар! Вы не оставили старика!

Судорожно и жадно потянувшись за выпивкой, сказитель неловко толкнул кубок пальцами, и тот упал. Нектар полился по столу.

— Что за дебил! — буквально взвыл студент, молотя себя по голове.

Но он недооценил Омероса. Сказитель пал перед столиком на колени и принялся потреблять нектар прямо с его поверхности. Зрелище было одновременно забавным и омерзительным. «До чего может опуститься зависимый человек», — подумал Аполлон.

Наконец, счастливый Омерос впал в оцепенение.

Теперь можно было приступать к более важным частям задуманного плана. Убедившись, что дом заперт, Аполлон перенёсся в чертоги Олимпа.

К сожалению, он пропустил сам момент, когда Афина осознала себя перед Зевсом. Наверняка, она усомнилась в здравии собственного рассудка. Теперь же Громовержец держал чашу над головой, очевидно намереваясь её разбить о мраморный пол.

Ромашкин метнулся к ближайшему олимпийцу. Это оказался Арес. Ну, тем лучше.

Слившись с богом войны, Аполлон выступил вперёд и закричал нараспев:

— Горе тебе, Громовержец, коль разобьёшь ты священную чашу!

Зевс озадаченно уставился на сына, и не он один. Гера поднялась со своей золотой скамьи.

— Сам рок говорит устами Ареса! — прошептала Афина, которая и без того имела вид весьма обескураженный. — Вот ведь выбрал, так выбрал...

— Знай же, сын Кроноса, знайте и вы, олимпийцы! Если священная чаша погибнет, с нею погибнет Олимп и прекрасная Гея!

«Чего это я в ритм болтать начал?» — удивился Ромашкин. Боги же принимали всё за чистую монету, поэтому парень продолжил «вещать»:

— Словно зеницу вы ока храните священную чашу, ибо в Элладу она не пускает всяких чужих иноземцев и прочих сомнительных гадов! Пусть же стоит она здесь на особой подставке, видом своим об опасности напоминая! Сделайте так, и не будете знать больше горя.