∀поллон против Олимпа

Он и заметил Аполлона, когда тот показался из-за поворота (береговая линия выгибалась, берег дальше и дальше вдавался в море, и Ромашкин долгое время то терял парочку из вида, то снова выходил на более-менее прямой участок).

Старик засуетился, метнулся было к лесу, но затем обречённо махнул рукой и стал что-то втолковывать пацану. Малый отрицательно мотал чернявой головой. Пожилой досадливо сплюнул под ноги.

«Уговаривал сбежать, — догадался Ромашкин. — Что меня бояться-то? Хотя... Житуха тут такая, лучше перестраховаться».

Теперь двое стояли и ждали, когда Аполлон с ними поравняется. Похоже, путники решили не злить незнакомца. Как бы ему поступить? С одной стороны, хотелось обойтись миром, люди-то безобидные, зато местные, могут подсказать, далеко ли посёлок или город. С другой, надо бы сразу же создать суровый имидж, ведь Ромашкин только что пообещал себе не быть размазнёй.

За десять шагов до старика и мальчика, Аполлон бодро крикнул:

— Доброго пути! Не бойтесь, я не разбойник!

Старик взглянул на приближающегося Ромашкина и уставился себе под ноги. Мальчишка смотрел на студента исподлобья, значит, симпатий не испытывал.

— Куда идёте? — спросил Аполлон, поравнявшись с незнакомцами.

— На север, — нехотя пробурчал старик.

— И я на север. Будем попутчиками! — продолжил налаживать связь студент. — Как зовут, малый?

Он потрепал мальчика по голове.

Пацан головы не отдёрнул, но и не заговорил.

— Он мальчик, — сказал старик.

— А ты старик, — предположил Аполлон.

— Да, я старик.

— Отлично, фиг перепутаешь. — Ромашкин усмехнулся. — А имена-то у вас есть?

— Нет, — ответил старик, не отрывая взгляда от своих старых сандалий. — Нам не нужны. Мы так.

— А меня Аполлоном звать, — представился студент.

— Тогда уж лучше без имени, — пробурчал старик, а мальчик зыркнул было на Ромашкина с интересом, но снова нахмурился.

— В смысле?! — озадачился Ромашкин.

— Не обращай внимания, воин, это я про себя. Ты, я вижу, не здешний, и не данаец.

— Там, впереди, будет порт? Мне бы в Дельфы.

Старик кивнул. Мальчик, не сводя с Аполлона настороженных глаз, отступил за старика и снова замер.

— Ну, ладно, — сказал Ромашкин. — Пойдём, что ли.

И они пошли. Старик ковылял, опираясь на посох, мальчик, прятался за ним, а студенту было уже всё равно. Толку от попутчиков особо не было, но зато не один.

Попытки разговорить странную пару результата не дали. Мальчишку Аполлон счёл немым.

Через полчаса старик остановился и затем свернул к валунам, на которых можно было бы посидеть. Мальчик последовал за ним. Седовласый, кряхтя, опустился на большой нагретый солнцем камень и заявил:

— Мне нужно отдохнуть. Иди дальше сам, воин.

— Да с чего ты взял, что я воин? — Ромашкин присел рядом на другой валун, а мальчишка присоседился к старику.

— Оружие, рост, путешествуешь один, идёшь из стана данайцев. На вора не похож, слишком лицо... честное.

— Ну, пусть так, — согласился Аполлон и показал на треугольный предмет, топорщившийся в мешке старика:

— А что это у тебя?

— Это самбука.

— Правда? Наливай! — Ромашкин никогда не пил этого коктейля, хотя и слышал название.

— Да ты поэт, — сказал старик и извлёк из мешка музыкальный инструмент с тремя струнами.

Он заиграл довольно сносную неторопливую мелодию. Звучала самбука так себе, но на безрыбье...

Мальчонка заскучал. Сперва он встал и побродил поодаль, затем принялся поднимать камни и бросать их в море.

Ромашкин сомлел. Разморённый звуками греческих струн и шелестом волн, он погрузился в дрёму, а потом случилось неприятное.

Его голову пронзила убийственная боль, в глазах вспыхнул обжигающий свет, а после наступила тьма, пожравшая яркую белую вспышку, и вскоре ничего не стало — ни света, ни тьмы, ни Аполлона.

XI

Я с детства мечтал стать врачом

и отрезать людям руки, ноги и

другие важные органы.

Из школьного сочинения

— В наше время хороший яд найти — золотая удача опытного искателя, — с расстановкой промолвил хриплый мужской голос, который мог бы принадлежать умудрённому годами и опытом врачу или наоборот убийце.

Ещё складывалось ощущение, что хозяин голоса слегка подшофе.

Сначала Ленка Афиногенова не хотела открывать глаза, чтобы посмотреть, кто же это там такой эксперт по хорошим ядам. Однако голос показался знакомым, и стало любопытно.

Она попробовала разомкнуть веки. Веки не послушались. Тяжесть и огонь во всём теле усилились, разбегаясь от головы по всему телу жестокими волнами. В этой ситуации чуть-чуть помог бы жалобный стон. Выдавилось лишь жалкое сипение.

— Не суетись, пифия, — повелительно прозвучал голос. — Да, вот так решишь заглянуть к женщине ради плотских утех и сбора плодов любовного наслаждения, а она лежит почти мёртвая...

Что-то мелодично брякнуло, и до Ленки дошло: это голос Аполлона! Не Ромашкина, а того, с горы плюхнувшегося!

Невидимая рука бога погладила голову студентки.

— Ты и при смерти прекрасна, — вздохнул кифарет.

Его рука уверенно завладела Ленкиной правой грудью. К бесконечной боли во всём теле добавилась ярость. Собравшись с силами, пифия наугад схватила запястье Феба и попробовала убрать его руку с груди.