∀поллон против Олимпа

Ещё он бегло прокрутил в памяти события последних дней и с удивлением выяснил: ему всё время было либо хреновенько, либо хреново, либо попросту охренительно хреновейше. Речь шла даже не об унижениях и подначках, а о физическом состоянии. Аполлон постоянно хотел спать, его тыкали копьями, били по чайнику, морили в душном коне, окуривали пожарами Трои, а до этого активно спаивали, что не добавляло к самочувствию ни пункта.

Нет-нет-нет, этот мир был не для него. Ромашкин искренне ненавидел всё, до чего могла дотянуться память. Ненависть его была чиста и, по всей видимости, росла из нутра, из самой Аполлоновой «антидревнегреческой» природы. Да, он здесь чужой, он с самого рождения был чужим волнительному и сказочному миру Древней Греции. И какой же злобной шутницей оказалась судьба!

Удивительно, но гнев на старика с мальчиком отполировался осознанной ненавистью к самой ситуации, и студент почуял такой прилив сил, какого никогда не испытывал дома, в нашем мире. Парень всматривался в себя и видел, как из размазни, которой он, безусловно, был, собирается по кирпичикам этакий каменный витязь нового характера. Аполлон недобро усмехнулся, сплюнув куда-то в сумрак, будто посрамляя эту реальность:

— Вы хотите по-плохому, будет вам по-плохому!

Тут со стороны леса что-то оглушительно ухнуло. Ноги парня сами собой подогнулись, и он испуганно припал к песку, тревожно всматриваясь в темноту чащи. Бесполезно, ночь уже вступила в свои права.

Шелестело море, говорила листва, больше не было ни звука.

Каменный витязь нового характера вмиг превратился в трусливые руины.

«Поздравляю, Аполлоша, ты сосунок», — подумал Ромашкин и поднялся.

Он чувствовал, как к лицу и ушам прилила кровь, словно он проштрафившийся школяр в кабинете директора. Стыд жёг его крапивным отжигом, ел комариным поедом и совершал иные действия, уже подпадающее под действие уголовного кодекса России.

Ромашкин опять стал как бы зримым для самого себя, вновь его решимость собиралась в каменную фигуру. Изумляясь такой внутренней визуализации, Аполлон не забывал вслушиваться и вглядываться в окрестную темень.

Не понимая природы и механики своего преображения, он следовал странному наитию. Краем сознания он отметил, что эти переживания похожи на какой-то самогипноз или аутотренинг, о которых он когда-то или читал статьи, или смотрел передачу. И тут же пришла ёрническая мысль: «Вот что значит получить булыжником по кумполу!» Вопреки опасениям студента, эта мысль не рассыпала сосредоточенную медитативность разума, и процесс вызревания нового характера продолжился. Кирпичики решимости цементировались смесью гнева на себя и обидчиков, стыдом за немужскую слабость, досадой за готовность следовать событиям, а не формировать их.

И в тот момент, когда Аполлон полностью вылепил новый образ себя, лес озарился, и над ним показался неопознанный летающий объект. Объект стремительно приближался к пляжу, и вскоре Ромашкин различил сначала четвёрку лошадей, а затем и влекомую ими колесницу. Всё это сияло почти нестерпимым светом, на колеснице стоял здоровенный бородатый мужик. Мужик скалился и небрежно расшвыривал молнии. Прямо вот сеятель электрических разрядов, хмыкнул студент.

За колесницей не менее быстро двигался фронт чёрных туч, и если бы не всполохи электричества да сияние волшебной квадриги, Аполлон ничего бы не увидел.

Колесница в считанные секунды достигла кромки леса и продолжила своё неровное движение над пляжем и почти над самим Ромашкиным.

— Ну, Зевс, так Зевс, — процедил парень сквозь зубы, подскочил к ближайшему камню и метнул его в удаляющуюся колесницу.

Хотя она и виляла так, что Аполлон подумал, дескать, небесную дорогу мостили наши люди, но камень прилетел на редкость удачно — точнёхонько в лопатку Зевса.

Тучегонитель подался вперёд, поводья на мгновение ослабли и волшебные лошади пошли вразнос. Дальше квадрига чертила сумасшедшую траекторию криво сделанной китайской петарды, и Ромашкину стало немного совестно. Особенно, когда эта огромная петарда врезалась-таки в морскую гладь. Катастрофа случилась в нескольких десятках километров от берега — Зевс слишком быстро гнал.

Бахнуло неслабо.

И стало темно, как ночью.

Собственно, ночь и была.

Всё это время Аполлон, отвесив челюсть, смотрел на учинённую им феерию.

«А борзометр лучше чуть-чуть подкрутить на минус», — подумалось ему. Он ждал, что главный местный бог вынырнет и примчится разбираться. И, невзирая на железобетонную уверенность в своих силах, Ромашкин опасался прямого столкновения с Тучегонителем. Молния прилетит — наверняка мало не покажется. Не копьё Диомеда всё-таки...

Конечно, в собственном бессмертии студент уже пару раз убедился, но умирать всё-таки было больно. Следовало бы, наверное, уйти в лес. Ромашкин стал неспешно пятиться к деревьям. Зевс не выныривал.

— Не зашиб же я тебя, в самом-то деле... — пробормотал Аполлон и, отвернувшись от моря, зашагал к роще.

И тут его догнала волна.

Она подхватила Аполлона и зашвырнула в крону какого-то дерева.

Уцепившись руками за ветки, парень повис, но всё было мокрым и скользким...