Бредя по пыльной дороге, студент пробовал сообразить, где бы остановиться при условии, что у него ни гроша, только железки, оружие да половина злополучного горшка.
Как всегда, на его странную одежду, так привычную в нашем мире, пялились прохожие. Парень уже должен был привыкнуть, но всё равно испытывал заметное раздражение.
— Эй, чужак! — Окрик явно адресовался ему.
Аполлон обернулся и увидел девушку. Одетая с ног до головы в дорогие шелка, она спешила и махала ему, Ромашкину.
— Еле догнала! — Девушка улыбалась и глубоко дышала. — Неужто ты уже забыл меня, воин?!
Студент чуть под землю от стыда не провалился.
— Так это ты, ну, служанка Омероса! Ну, знаешь, я тебя в одежде не узнал!
— Ты что орёшь? — зашипела она. — Позорит меня тут на весь город...
— Прости. — Аполлон окончательно смутился.
— Не суть важно, я привыкла. — Служанка отмахнулась. — Старый мерин весь извёлся. Ему и следовало тебя прогнать, и понимает же, что он тебе не ровня. Омерос удивлён твоей кротости, воин. Другой раздраконил бы его и ещё пировать остался на пару дней. А ты не такой. Странный ты.
— Это он так сказал?
— Нет, я это я от себя добавила. — Девушка улыбнулась. — А он сожалеет, что не может оставить тебя под своим кровом, и велел передать тебе этот подарок.
Ладошка служанки вложила в руку Ромашкина увесистый кошель. Звякнуло подобающе.
Парень сначала нахмурился, а потом решил: так тому и быть. Омерос не обеднеет.
— Что ещё он велел? — спросил Аполлон, засовывая кошель в карман джинсов.
— Велел сопровождать тебя, пока ты не покинешь Ретей.
Студент критически поглядел на девушку. Откровенно говоря, в нём боролись два Ромашкина: одному нравилось, как она вела себя с ним в трапезной Омероса, а второй твердил: «Помни о Ленке, герой-любовничек!» Первый говорил: «Ага, боишься!» Второй огрызался: «Если только подцепить чего-нибудь, она ведь, судя по нраву, та ещё разносчица!» Первый не отступал: «Ленка за морем, а ты тут». Второй возражал: «И что? Как я смогу смотреть ей в глаза?» Всё-таки Ромашкин был правильно воспитан. (И откровенно побаивался, если верить первому голосу.)
— Ты всё-таки возвращайся, — сказал Аполлон.
Девушка прильнула к нему всем телом, обняла, зашептала в ухо:
— Почему же, чужак? Неужели я не пьяню твою молодую кровь? Ужель я не пригожа? Ужель не желанна?
— Ещё как желанна, — выдавил студент.
Она резко отстранилась от него.
— Так что же тогда?!
— Обет верности, — пояснил он. — Вот, иду к суженой.
Теперь уже служанка пристально рассмотрела Ромашкина.
— Уважаю, — произнесла она и вновь протянула Аполлону кошель.
Он хлопнул себя по карману.
— Ну, лепёшка! Ловкая! — Взял деньги, снова спрятал в карман. — С такими талантами...
— Слушай, ты всё равно не отказывайся от моего общества, а? — Девушка как-то по-новому глядела на студента. — Я ведь вовсе не такая вакханка, какой кажусь в доме Омероса, честно! Просто старый хряк опостылел. У него от этого олимпийского пойла совсем пропала тяга к тому, чему всех нас учит Афродита... Вот я его и злю, расшевелить пытаюсь. А его или нет неделями — на Олимпе он, видите ли, зависает, или ведёт себя, как скопец.
— Как тебя зовут? — неожиданно для самого себя спросил Ромашкин.
— Ты только не смейся. Обещаешь?
— Постараюсь.
— Клепсидра.
Парень озадачился:
— Воровка воды?!
— Вроде того. Будто ты не знаешь! Так называют часы.
Ромашкин не знал. Клепсидре пришлось объяснить, что в богатых домах её тёзки отмеряют время при помощи текущей воды.
— А тебя-то почему так назвали?
Девушка отмахнулась:
— Это совсем не весёлая история, воин.
Аполлон не любил расспрашивать людей о том, о чём они не склонны говорить, поэтому сменил тему:
— Ну, и куда пойдём, Клепсидра?
— Ты чудо! — Она обняла студента порывисто и коротко, но не менее пылко, чем в первый раз, и вновь отстранилась.
— Ух! — выдохнул Ромашкин. — И... Раз кошелёк опять у тебя, ты его держи при себе.
— Быстро учишься! — рассмеялась девушка, подбрасывая мешочек на ладошке.
Постоялый двор оказался вполне сносным заведением. Хозяин производил впечатление не самого хитрого прохвоста, а скорей наоборот — вполне нормального такого дядьки. Людей особо не было, так, пара-тройка человек в трапезной, где расположились поужинать и Аполлон с Клепсидрой.
Поели, потолковали о разном, потом их проводили в комнату. Ложе было одно.
— Не знаю, — промолвил студент. — Я бы на твоём месте дома спал.
— Разве я могла бы дома сделать вот так? — сказала Клепсидра, подступив вплотную к Ромашкину, и буквально впилась губами в его губы.
XIX
Офицер должен быть постоянно в состоянии
эмоциональной вздрюченности, нос по ветру,
ширинка расстегнута, готовность к немедленным
действиям — повышенная. Тогда из него будет толк.
Когда Зевс очнулся, он увидел звёзды. Много звёзд.
И эти звёзды все до единой падали на него. Сначала Зевсу стало жутковато, но он осознал, что падение мнимое, просто в его шумящей и раскалывающейся от боли голове происходили неясные процессы.
Понять бы ещё причину, их вызвавшую...