Выход был резким и драматичным. Трагедия царила в мыслях Ленки, горем была объята каждая клеточка её тела. Счастье было утрачено. Рай потерян. Она снова оказалась в аду, который простые смертные привыкли принимать за жизнь. Жесточайшее разочарование во всём придавило студентку страшней асфальтового катка. Но она знала: всё можно вернуть, если снова засадить стаканчик нектара. Нектар! Вот что ей нужно.
Сев на постели, Ленка в свете ночных лампад узрела угрюмого Аполлона, который ходил по покоям и беззвучно шевелил губами. Ну и лавр с ним. Девушка добралась на дрожащих ногах до столика, схватила обеими руками кувшин. Прильнула.
Кувшин был пуст!
Ни капли!
Злобно рыча, Ленка запустила бесполезной тарой в пялившегося на неё Феба.
Тот увернулся.
— Ты бы оделась, предсказательница, — потухшим голосом сказал он. — Кто же ты такая? Что же ты такое?
На его лице отразилось нечеловеческое страдание. Ленке отчего-то совестно стало.
— Я не могу... Не могу даже играть. Мазня какая-то на кифаре, а не музыка, — пожаловался Феб.
— Может, ты перепил? — прохрипела пифия Афиногенова.
Ей стало стыдновато: она действительно была абсолютно голой. «Раздел, значит, любовничек», — смекнула она похмельным мозгом. Накинула хламиду, почувствовала себя более приличной дамой.
— Ну и зелье у тебя, бог, — промолвила она, морщась. — Сначала словами не передать, как здорово. Но сейчас... Это самый острый бодун в моей небольшой жизни.
— Ты была очень смешной, — пробурчал Аполлон.
— И потому ты меня отверг? — бросила ему спасательный круг Ленка.
— Да. Нет. Ну, отверг. Да. Потому что смешная. Точно. До сих пор, как вспомню... Ха-ха. — Аполлон поднял с пола кифару. — В общем, как-нибудь в следующий раз и без выпивки.
И сребролукий потускневший бог солнца вознёсся на небеса.
— Он улетел, но обещал вернуться, — не вполне добро улыбнулась Елена Дельфийская, глядя в чёрный прямоугольник огромного оконного проёма.
Постепенно глаза привыкли, и студентка увидела звёзды. Звёзды ей лукаво подмигивали.
Ленка улыбнулась, и тут резкий звук, раздавшийся сзади, напугал её так, что она чуть не вывалилась в оконный проём. Обернувшись, студентка увидела в углу захрапевшую некстати Сивиллу. Отставная пифия, приставленная Эпиметеем к Елене Дельфийской, как всегда, накушалась в дровишки и несла свою службу в бессознательном состоянии.
Ну, и как спать под такой аккомпанемент?!..
XXV
Толстой описывает Софью неслабой женщиной.
Не понравился ретейский порт Аполлону Ромашкину, категорически не понравился.
Всё-таки, парень был ещё крайне слаб, поэтому тройной удар вони, шума и толкотни застиг его врасплох. Уголовные рожи здешних мужиков, которые нагло пялились на Клепсидру, внушали активное недоверие: эти висельники способны на всё.
Задорная ругань хозяев, отповеди рабов, бойкая речь торгующихся контрагентов... Запах тухлятины... Адская жара...
— Меня сейчас вывернет, — пробормотал Аполлон и незамедлительно претворил проанонсированное в жизнь.
Пацан сказал, пацан сделал, как говорится.
— Ты блеванул на мою рыбу! — тут же заорал ему в ухо какой-то хриплый бандит. — Плати!
Ромашкин отдышался, поднял взгляд на крикуна. Да, громила тот ещё, выше самого Аполлона, хотя тут все были ниже него ростом. А морда какая протокольная... Видимо, рыбак, но, вероятней всего, подрабатывает грабежом. Парень начал слегка заводиться, только решил сначала найти общий язык:
— У тебя есть лодка?
— А тебе на кой?
— Мне надо в Дельфы, причём быстро. Оплата щедрая.
Рыбак заржал:
— На моей посудине разве что к Посейдону на потеху успеть можно. Да и заблюёшь ты мне всё, раз ещё на подходе к морю живот слабнет. Плати за рыбу и проваливай.
Клепсидра ткнула локтем Ромашкина в бок, показала взглядом, мол, погляди на рыбу-то. Как оказалось, барыга назвал рыбой тухлые головы и кишки, валявшиеся кучкой возле замызганных корзин.
Аполлон завёлся. Мелькнула мысль, дескать, слабоват ты ещё собачиться с каждым встречным-поперечным, но бешенство уже вело парня дорогой героя.
Он не стал вступать с рыбаком в полемику, а просто собрался с силами и толкнул его в грудь. Задумка была уронить наглеца, ведь за его пятками лежал немаленький булыжник. Рыбак приземлился бы на корзины, а Ромашкин со спутницей проследовали бы дальше. Однако в реальности всё пошло чуть-чуть не так. Самую малость.
Рыбак стартанул, будто его локомотив ударил. Даже орать не сразу начал. Пролетев над рядами тюков и удивлёнными людьми, он плюхнулся в воду, чуть-чуть не дотянув до борта военной ладьи.
Событие привлекло всеобщее внимание, заинтересовался и экипаж судна.
— Думаю, это Аполлон! — донесся до ушей Ромашкина знакомый голос. — Привет, хитромудрый чужанин!
На корабле стоял Одиссей собственной персоной.
— Здравствуй, царь Итаки! — крикнул студент. — Не ожидал тебя здесь встретить! Тебе же, насколько я понимаю, надо в другую сторону.