Керзон внес эти предложения, еще пока Деникин был у власти. Верховный комиссар Великобритании в Константинополе адмирал де Робек, однако, доставил эту ноту Врангелю. По-видимому, то, что Врангель унаследует пост Деникина, казалось настолько предрешенным, что адмирал не испытывал колебаний, обращаясь к нему еще до избрания.
Врангель обладал более реалистичными представлениями о методах большевиков, чем Керзон. Он понимал, что большевики не примут предложенных условий и что британцам окажется сложнее выкрутиться, чем они надеются. Также он видел, что грядущая большевистско-польская война принесет важные преимущества, и что поэтому она необходима, чтобы выиграть время. Не ясно, сколь много Врангель знал о состоянии русско-польских переговоров и понимал ли, насколько близка война, но он определенно знал, что красные не будут применять своих лучших войск на Юге, а постараются защитить западные границы. Даже до принятия поста новый главнокомандующий, наверное, понимал, что покровители Польши, французы, могут оказаться более подходящими союзниками, чем все более несговорчивые британцы.
Врангель находился в сложном положении. С одной стороны, если лидер антибольшевистского движения признает, что битва проиграна, это еще сильнее подорвет боевой дух и практически лишит надежды на возрождение. С другой стороны, явное неповиновение предупреждению британцев — это риск потери помощи в то время, когда белые больше всего в ней нуждаются. Врангель искусно разрешил проблему: он приказал начальнику штаба генералу Махрову разрабатывать планы эвакуации Крыма, в то же время усиливая войска в ясном предвидении грядущих битв с врагом.
Он высказал эту позицию Военному совету, который только что его избрал: «Англичане решили выйти из игры. Если мы отвергнем их посредничество, наш отказ даст им предлог умыть руки и полностью устраниться. Вне всякого сомнения, я никогда не одобрю переговоры между нами и большевиками. Но я думаю, что самое важное — это не дать Англии возможности бросить нас в беде. Мы должны отбросить отвращение к этим переговорам с Англией и продолжить их, пока мы не уделим внимания нашим фортификациям, не приведем армию и тыл в порядок и не получим уголь и нефть для флота на случай эвакуации». Как хороший политик, он старался не давать окончательного ответа как можно дольше.
Соответственно, в день своего избрания, 4 апреля, он отправил телеграмму адмиралу де Робеку, официально уведомляя его об изменении командования. Он изворотливо обвинял англичан в своей невозможности продолжать борьбу, но в тоже время просил их пользоваться его хорошими служебными помещениями для переговоров об амнистии. Он хотел получить два месяца для эвакуации тех, кто решит не принимать амнистии, и убежище для них. Хотя он старался как можно дольше не давать окончательного ответа, в перспективе мы знаем, что его задача была безнадежной; белые уже проиграли войну. Однако он не был абсолютно нереалистичным, не желая бросать все. Большевики еще могли потерпеть поражение от руки иностранных врагов; их правительство могло свергнуть разочарованное население; обстоятельства могли вынудить Москву согласиться на нечто меньшее, чем полная победа. Неудивительно, что белые, чьей единственной альтернативой было унизительное изгнание, хотели сражаться до тех пор, пока был хоть огонек надежды. Ленин вряд ли поступил бы иначе.
Позицию и характер Врангеля выявил курьезный момент во время заседания Военного совета. Врангель хотел и получил от своих коллег письменное признание того, что его задача — не привести армию к победе, а просто при посредничестве союзнических сил осуществлять переговоры о наилучших возможных условиях компромисса с большевиками. Он поставил подписание этой ноты условием принятия командования. В критический момент истории страны этот исключительно тщеславный человек стремился избежать ответственности и обвинений в поражении и весьма по-детски верил, что несколько подписей защитят его место в учебниках истории. Он объяснил собравшимся офицерам: эти подписи требуются не ему, а его восьмилетнему сыну. Он хотел, чтобы его сын, когда вырастет, гордился отцом. Кое-кто из высшего командного состава счел просьбу Врангеля знаком недоверия и поэтому некоторое время возражал, но в итоге все сдались.