Полная луна. Дядя Динамит. Перелетные свиньи. Время пить коктейли. Замок Бландинг

— Руперт! — вскричала Гертруда.

Глядя на него, она вспомнила древних героев. И впрямь он был величествен и прекрасен, когда стоял перед нею, а в каждой его руке крутилась собака. Он походил на изваяние Добра, побеждающего Зло. Конечно, вы давно читали эту книгу, но если забыли не все, то он напомнил бы вам что-то такое из «Пути паломника».

Во всяком случае, Гертруде он это напомнил, и она очнулась от греховного сна. Она понять не могла, как едва не променяла благородного рыцаря на жалкое созданье, которое способно стать разве что альпинистом.

— Руперт! — вскричала она.

Пастырь по имени Туша уже закончил свой подвиг. Свою собаку он вышвырнул в сад и закрыл за нею дверь. Чужую опустил на ковер, где она и сидела, зализывая раны. Сам он вытирал носовым платком багровый лоб.

— О, Руперт! — вскричала невеста, кидаясь в его объятия.

Пастыри слов не тратят. Он ничего не сказал. Не сказал и тенор. Вероятно, он видел со шкафа, что в глазах Гертруды — именно тот блеск, который велит слезть вниз, выйти из комнаты и уложить вещи, сообщив, что тебя срочно вызывают в Лондон. Во всяком случае, он исчез.

Когда младший сын графа поздно ночью вернулся в отцовский замок и стал раздеваться, он услышал несмелый стук.

То была тетя Джорджиана. Лицо ее светилось, как светится оно у матерей, чья дочь выходит замуж за достойнейшего священнослужителя, дядя которого очень богат и холост.

— Фредди, — сказала она, — ты все время говоришь про этот ваш корм…

— Доналдсон, «Собачья радость», — сказал Фредди. — Маленький пакет — пенни, большой — полкроны. Гарантия — в каждом пакете. Содержит…

— Возьму для начала тонны две, — сказала леди Олсоп.

Обезьяньи штучки

Кружка Портера как раз прихлопнул осу, которая ползла по плечу мисс Постлетуэйт, нашей всеми любимой буфетчицы, и беседа в зале «Отдыха удильщика» обратилась к теме физической храбрости.

Сам Кружка был склонен не выпячиваться и скромно указал, что он, как фермер-садовод, в силу своих занятий имеет, пожалуй, некоторое преимущество перед ближними, когда дело касается расправы с осами.

— Так ведь в дни сбора урожая, — поведал Кружка, — они, бывает, по шестеро пялятся на меня с каждой спелой сливы: дескать, сунься!

Мистер Муллинер поднял глаза от горячего виски с лимоном.

— Ну а если бы это были гориллы? — спросил он.

Кружка поразмыслил.

— Так они бы на ней не уместились, — веско возразил он. — То есть на одной сливе средней величины.

— Гориллы? — недоуменно повторил Светлый Эль.

— А по-моему, будь это хоть горилла, так мистер Баньян все равно ее раздавил бы, — объявила мисс Постлетуэйт, взирая на Кружку с безграничным восхищением в глазах.

Мистер Муллинер мягко улыбнулся.

— Странно, — сказал он, — как даже в наши цивилизованные времена женщины все еще преклоняются перед героизмом мужчин. Предложи им богатство, могучий ум, красоту, добродушный характер, умение показывать карточные фокусы или играть на гавайской гитаре — если все это не сочетается с физической храбростью, они презрительно отвернутся.

— Но гориллы-то здесь при чем? — спросил Светлый Эль, любивший ясность в подобных вопросах.

— Я вспомнил моего дальнего родственника, чью жизнь как-то раз весьма осложнила одна из указанных обезьян. Из-за того, что их пути пересеклись, Монтроз Муллинер чуть было не лишился руки Розали Бимиш.

Однако Светлый Эль все еще не сдался.

— Вот уж не думал, что чьи-то пути могут пересечься с горильими, — сказал он. — Мне в следующем году сорок пять стукнет, а я еще ни одной гориллы в глаза не видел.

— Возможно, родственник мистера Муллинера был охотником на крупную дичь, — заметил Джин С Тоником.

— Нет, — объяснил мистер Муллинер, — он был помощником режиссера голливудской кинокомпании «Идеало-Зиззбаум», а горилла, о которой я упомянул, играла в суперфильме «Черная Африка», киноэпопее о столкновении первобытных страстей в краю, где сила — это право, а настоящий мужчина является во всем своем блеске. Ее поимка в глуши тропического леса, по слухам, стоила жизни десятку членов экспедиции, и к началу этой истории она содержалась в крепкой клетке на территории студии «Идеало-Зиззбаум», получая гонорар в семьсот пятьдесят долларов в неделю с гарантией, что в афишах и рекламе ее имя будет печататься буквами той же величины, что и таких звезд, как Эдмонд Уиген и Луэлла Бенстед, исполняющих главные роли.