— Прощай! — повторила она. — Теперь я вижу, чего стоит твоя так называемая любовь. Если ты начинаешь мне отказывать в любом пустячке до того, как мы поженились, чего мне ждать от тебя потом? Я рада, что узнала ваш истинный характер! С нашей помолвкой покончено.
У Монтроза даже губы побелели, и все-таки он попытался ее урезонить.
— Послушай, Розали! — воззвал он. — Конечно же, день свадьбы для девушки должен быть чем-то, о чем она будет помнить до конца своих дней — с мечтательной улыбкой на губах мысленно возвращаться к нему, склоняясь над шитьем крохотных рубашечек или стряпая ужин для обожаемого мужа. Она должна иметь возможность вновь вернуться в торжественную тишину церкви, вновь ощутить сладостное благоухание ладана, вновь услышать торжественные звуки органа и проникновенный голос священника, совершающего обряд. А какие воспоминания будешь хранить ты, если приведешь в исполнение свой план? Только одно — о вонючей обезьяне. Ты подумала об этом, Розали?
Но она ничего не желала слушать.
— Либо ты женишься на мне в клетке с гориллой, либо вообще не женишься! Мистер Пибус говорит, что такая свадьба непременно попадет на первые страницы вместе с фотографиями, а может, даже и с небольшой заметкой, что, дескать, современные девушки хоть и выглядят легкомысленными, однако же скроены из настоящего материала.
— Ты передумаешь, когда мы вечером встретимся за ужином.
— Мы не встретимся вечером за ужином. Если вам интересно, могу поставить вас в известность, что капитан Фосдайк пригласил меня на ужин и я намерена принять его приглашение.
— Розали!
— Вот настоящий мужчина! Когда он встречает гориллу, то смеется ей в лицо.
— И очень грубо с его стороны!
— Его и миллион горилл не испугал бы. Прощайте, мистер Муллинер. Мне надо пойти объяснить ему, что я утром ошиблась, когда сказала, что уже приглашена.
Она гордо удалилась, а Монтроз продолжал доедать свой пудинг, как в бреду.
Вполне возможно (сказал мистер Муллинер, величаво отхлебнув горячего виски с лимоном и обведя общество задумчивым взглядом), что, слушая мой рассказ, вы могли составить не слишком благоприятное мнение о моем дальнем родственнике Монтрозе. Если так, я не буду удивлен. Я лучше кого бы то ни было сознаю, что в сцене, мной описанной, он не показал себя с наилучшей стороны. Оценивая его неубедительные доводы, мы видим — как и Розали — всю их несостоятельность. И, как Розали, мы понимаем, что ноги у него были глиняными, да еще с душой в пятках.
Но в оправдание занятой им позиции я указал бы, что Монтроз Муллинер — возможно, из-за какого-то органического дефекта, например гормональной недостаточности, — был с детства робок до чрезвычайности. А его профессиональные обязанности помощника режиссера заметно усугубили врожденную боязливость.
Одна из теневых сторон должности помощника режиссера состоит в том, что буквально все, что с ним происходит, неотвратимо содействует возникновению комплекса неполноценности — или его усилению, если он уже возник. Его постоянно окликают «эй, вы там» и называют в третьем лице «этот олух». Если что-нибудь не залаживается во время съемки, винят его, и он выслушивает поношения не только от продюсера, но и от режиссера, а также от всех ведущих актеров и актрис. И наконец, он должен услужливо подчиняться такому количеству людей, что со временем начинает смахивать на кролика самой почтительной и робкой породы. Пять лет помощничания режиссеру настолько подорвали стойкость духа Монтроза, что он начал вскакивать во сне и извиняться.
И следовательно, он доказал всю силу своей великой любви к Розали Бимиш, когда несколько дней спустя, повстречав капитана Джека Фосдайка, обрушил на него град горчайших упреков. Только любовь могла принудить его поступить настолько противно своей натуре.
Он винил капитана за все, что произошло. Он считал, что капитан специально сбил Розали с толку и повлиял на нее с единственной целью вызвать у нее недоверие к тому, с кем она обменялась клятвами любви.
— Если бы не вы, — докончил он с жаром, — то я, конечно же, сумел бы уговорить ее отказаться от того, что, по сути, является всего лишь девическим капризом. Но вы вскружили ей голову, и в каком я теперь положении?
Капитан беззаботно покрутил ус.