Полная луна. Дядя Динамит. Перелетные свиньи. Время пить коктейли. Замок Бландинг

— Не вините меня, мой милый. Эта моя роковая привлекательность для прекрасного пола стала проклятием всей моей жизни. Бедные ночные мотылечки, они тщетно слетаются, взмахивая крылышками, на яркий свет моей личности. Напомните, чтобы я рассказал вам об интересном эпизоде, имевшем место в гареме царька племени мбонго. Во мне есть нечто… я бы сказал — гипнотическое. Не моя вина, если эта девочка сравнила нас. Она неизбежно должна была сравнить нас. А сравнив нас, что же она видит? С одной стороны — человек с душой из закаленной стали, способный поглядеть горилле в глаза и заставить ее ходить по струнке. А с другой — это уподобление я употребляю в безобиднейшем смысле — червяк ползучий. Ну, всего хорошего, мой милый, был очень рад встретиться с вами и поболтать, — сказал капитан Фосдайк. — Люблю, когда вы, молодые ребятки, обращаетесь ко мне со своими тревогами.

Несколько секунд после его ухода Монтроз продолжал стоять неподвижно, а в его мозгу блистательной процессией проходили все остроумнейшие ответы, какими он мог бы срезать этого гнусного зазнайку. Затем его мысли вновь обратились к гориллам.

Возможно, что жалящие намеки, на какие не поскупился капитан Фосдайк, теперь пробудили в Монтрозе что-то отдаленно напоминающее доблесть. Бесспорно, до этого разговора он не собирался еще раз побывать у клетки с гориллой — одного взгляда на обитательницу этой клетки было для него более чем достаточно. Теперь же, уязвленный презрительными насмешками своего соперника, он решил еще раз посмотреть на зверюгу. Что, если при более тщательном осмотре она покажется не такой уж внушительной? Он знал, что так бывает, и не так уж редко. Например, при первом взгляде на мистера Шнелленхамера он испытал то, что наши бабушки называли «обмиранием сердца». А теперь он был способен, хотя бы внешне, сохранять в его присутствии слегка независимый вид.

Сказано — сделано, и вскоре он уже обменивался взглядами с гориллой сквозь прутья решетки.

Увы, надежда на то, что от близости до пренебрежения — один шаг, угасла, едва они посмотрели в глаза друг другу. Эти изготовленные к скрежету зубы, эта жуткая мохнатость вызвали у него все прежние борения духа. Пошатываясь, он отступил на шаг и в смутном намерении взять себя в руки извлек банан из бумажного пакета, каковой прихватил в столовой для поддержания сил на протяжении очень долгой второй половины дня. И в тот же миг ему вспомнилось изречение, которое он слышал в нежном детстве: «ГОРИЛЛА НИЧЕГО НЕ ЗАБЫВАЕТ». Иными словами, как ты горилле, так и горилла тебе.

Сердце взыграло у него в груди. С дружеской улыбкой он просунул банан сквозь прутья и возликовал, когда дар этот был охотно принят. Один за другим он просунул туда же и остальные бананы. Бананы — наилучшее средство от горилл, пришел он к радостному выводу. Продолжая угощать животное, невзирая на расходы, он настолько вотрется к нему в доверие, что процесс бракосочетания у него в клетке станет и безопасным, и приятным. Только когда обитатель клетки доел последний плод, он в мучительном отчаянии сообразил, что перепутал факты, и его план, построенный на неверной предпосылке, рассыпался как карточный домик, полностью и безвозвратно.

Ничего не забывает слон, а вовсе не горилла! Теперь он припомнил все. И уже не сомневался, что гориллы в связи с мнемоникой вообще никогда не упоминались. И как знать, быть может, эти твари славны как раз своим беспамятством. Иными словами, если он наденет брюки в полосочку и цилиндр и войдет в клетку этого животного под руку с Розали и под звуки Свадебного марша, исполняемого оркестром студии, воспоминания о съеденных бананах к тому времени, вероятно, полностью улетучатся из тупой горилльей башки, и она не подумает узнать своего благодетеля.

Угрюмо комкая пакет, Монтроз отвернулся. Это был конец.

У меня чувствительное сердце (продолжал мистер Муллинер), и мне тягостно задерживаться на зрелище человека, стонущего под железной пятой Рока. Подобное болезненное смакование, мне кажется, лучше оставить русским. А потому я избавлю вас от подробного рассмотрения эмоций моего дальнего родственника Монтроза, терзавших его на протяжении этого нескончаемого дня. Достаточно сказать, что за несколько минут до пяти часов он превратился в беспомощную жабу под бороной, сочувственно упомянутую поэтом Киплингом. В надвигающихся сумерках он бесцельно бродил по территории студии. И ему мнилось, что смыкающаяся вечерняя тьма напоминает зловещие тучи, сгустившиеся над его головой.

От этих размышлений его отвлекло столкновение с каким-то твердым телом, и, очнувшись, он обнаружил, что попытался пройти сквозь своего старинного друга Джорджа Пибуса из отдела по связи с прессой. Джордж стоял рядом со своим авто, видимо готовясь отбыть восвояси.

Еще одним доказательством незлобивости Монтроза Муллинера является тот факт, что он не стал укорять Джорджа Пибуса за лепту, которую тот внес в омрачение его будущего. А всего лишь вытаращил глаза и сказал:

— Наше вам! Уезжаешь?

Джордж Пибус залез в авто и завел мотор.