Полночь

Итак, детей нельзя называть сиротами. Приходить просто так, для общения, тоже нельзя – лучше учить их чему-нибудь. И нужно быть уверенной, что я приду не один раз – дети быстро привязываются. Ну, с этим проблем не будет, настроена я серьезно. Девушка с другой стороны телефона посоветовала мне связаться с группой волонтеров – они регулярно приходят в «Надежду». Я позвонила туда.

Алина, волонтер, устроила мне настоящее собеседование: кто я такая, зачем хочу помогать, что умею, где работаю. Отвечать старалась честно, только возраст преувеличила и про место работы соврала – сказала, то тренер по танцам. Это почти правда, когда я ходила на танцы, меня часто ставили провести разминку или повторить движения. Потом и вовсе целые занятия в младших группах доверяли. Жаль, что пришлось уйти с тренировок – это случилось сразу после трагедии с Марком. Потом я просто не захотела возвращаться.

В общем, собеседование я прошла. В понедельник, единственный выходной, мы договорились встретиться.

Мы увиделись на отшибе города. На встречу пришла лишь одна девушка. Рыжая, крашеная. Странно, я ожидала целую группу волонтеров. Девушка улыбалась. По таким людям сразу видно: добрая душа. Алина – с ней мы созванивались – сразу же обняла меня и пожала руку. Радуется встрече, будто мы знакомы несколько лет. Это маска перед походом в детский дом, или она со всеми так общается?

– Кира, рада тебя видеть!

– Привет, Алина, – я неуверенно кивнула. Не умею я общаться с людьми, которые в первую минуту знакомства уже обнимают меня. Хотя в клубе незнакомцы еще и не такое себе позволяют… Наверное, отсюда и неприязнь.

Алина оделась просто, но ярко: желтое платье с цветочками и цветные босоножки. Помню, в детстве я не могла различать, красивые люди или нет. Всю «красивость» я измеряла по яркости и необычности одежды. Еще мне нравились молодые неформалы со странного цвета волосами. Как и у Алины – рыжий, почти красный оттенок.

Мы пошли в сторону детского дома.

– Ребята быстро привязываются к нам! Многие волонтеры не выдерживают, сама понимаешь, сложно общаться с малышней, которая потеряла родителей. А дети в «Надежде» быстро взрослеют духовно, вот увидишь. Десятилетние уже переживают подростковый кризис, а подростки, бывает, серьезнее некоторых взрослых. Все от того, что им пришлось многое преодолеть! – Алина трещала без умолку. – Хоть они и взрослеют душой, у них очень мало бытового опыта. С некоторыми мы учились готовить – обычно-то они в столовой питаются. К моменту выпуска многие не умеют даже яичницу жарить. Деньгами распоряжаться не умеют: либо тратят сразу на какую-нибудь ерунду, либо прячут как самую большую ценность.

– Копят на что-то?

– Да нет, скорее боятся потратить. Откладывают на черный день. Потом находит кто-нибудь из старших и забирает себе на сигареты. Я это к тому, что деньги им давать не нужно. Лучше подарки, игрушки, сладости. Хотя сладости – зависит от группы, в некоторых есть диабетики. Они не умеют сдерживаться, откусывают втихушку. Лучше не рисковать. Если хочешь что-то подарить, одежда, канцелярия и книги – лучше всего.

– Я принесла игрушки.

– Хорошо, – кивнула Алина. – Но не приучай, чтобы не транжирили!

Алина вываливала на меня тонну информации, будто заученный текст. Наверное, я далеко не первая такая «волонтерка».

Мы зашли в детский дом. Прихожая с коврами. Дальше – комнаты с книжными шкафами, цветочными горшками. И повсюду ковры. Это место усиленно хотело казаться уютным. Это не плохо, просто не работает. Какая-то работница повела нас по бесконечным коридорам.

Я шла и не могла отделаться от мысли, что где-то здесь мог жить Марк. Я никогда не спрашивала, из какого он детского дома, а сам он говорить на эту тему не любил. Знаю только, что Марка усыновили, когда ему было двенадцать. Редкий случай – обычно люди предпочитают младенцев. Его приемные родители – чудесные люди, только после гибели единственного сына они совсем потеряли себя. Через год после трагедии я видела отца Марка – он шел по улице, поседевший, с трясущимися руками. Настоящий старик. Сорокалетний. Я тяжело переживала смерть Марка, но его отцу было хуже всех. Это на его машине разбился сын, это он не починил заедающий ремень. Это он всегда напоминал, чтобы Марк пристегивался. Говорил, это помогает во время аварий – не в этот раз. Я никогда его не винила, Марк гонял как сумасшедший. И вечно забирал у отца машину – открывать и заводить ее он умудрялся без ключей.

– Тетя Аля!

Стоило нам войти в зал, как на Алину набросилась малышня. Девчонки, в основном. Мальчишки стояли в стороне, с интересом поглядывая на меня. Наверное, для обнимашек с воспитателями они считали себя слишком взрослыми, хотя самому старшему из них едва ли больше двенадцати.

– Я сегодня не одна! – сказала Алина. – Познакомьтесь, это – Кира.

– Вы теперь будете приходить с тетей Алей? – спросила одна из девчонок.

– Да.

На самом деле я не очень люблю детей. Но у этих – своя атмосфера. Кто-то продолжил обнимать Алину, кто-то подошел ко мне и потрогал. Словно убеждались, что я настоящая.