Полночь

– А ты нам что-нибудь принесла? – спросили Алину. Она взглянула на меня: «Ну я же говорила!»

– Ребята, сколько раз говорила? Если будет возможность – принесу. Но сегодня для вас есть подарки у Киры.

Это правда. Все утро я потратила, чтобы купить побольше игрушек. Жалко, конечно, было отдавать заработок незнакомым детям – истраченные несколько тысяч рублей я могла бы отложить. Но теперь, когда я сняла рюкзак и отдала его на растерзание детишек, жалость куда-то ушла. Ну да, потратилась – но это не страшно, заработаю еще. Зато как они накинулись на подарки! За минуту разобрали все, даже рюкзак, в котором я игрушки принесла. Ладно, все равно там ничего больше не было. Мой школьный рюкзачок достался одному из мальчишек постарше.

– Нравится? – спросила я у него.

– Не, скучный. Мне бы с Человеком-пауком!

– А что тогда с этим будешь делать?

– Отдам старшим. Поменяю на что-нибудь, – парень улыбнулся – одного зуба не хватает. Наверное, местный хулиган. Ничего, такие лучше всего умеют выживать. Не то что девчонки с золотой медалью – мне понадобилось почти восемнадцать лет, чтобы решиться сбежать от матери-истерички. Ушла бы раньше, глядишь, мы в шестнадцать сняли бы с Марком квартиру и уже к восемнадцати заработали бы на нормальную машину. Теперь поздно о чем-то жалеть, надо только двигаться вперед.

Дети обнимали игрушки, боясь, что их тут же отнимут. И при этом смотрели на меня преданными глазами: я купила их любовь всего за несколько тысяч рублей.

Алина подмигнула.

– Ну, ребята, чем займемся сегодня?

– Чем? Чем? – тут же заинтересовались дети.

Алина посмотрела на меня. Мы уже обговаривали это: просто приходить и болтать можно, конечно, но лучше проводить дело с пользой. Алина предложила мне порисовать с детьми. Когда меня запирали в комнате, больше ничего не оставалось, кроме как рисовать. Я, конечно, не стала мастером, да и талантливой себя не считала, но опыт приносил свои плоды: рисовала я неплохо.

– Разбирайте! – Алина подала свой пакет ребятам, и они тут же распределили принадлежности. Кто-то пошел наливать воду для краски, кто-то раздавал бумагу и кисточки. Игрушки побросали и забыли о них тут же.

Уселись прямо на полу – парт в зале не было. Кто-то даже развалился на животе, готовый рисовать. Мда, шедевра в таком положении не сделать, но ребятишкам, наверное, это и не нужно.

– А вы умеете рисовать, тетя Кира? – спросила девочка.

– Умею. Только не называйте меня тетей!

– А меня нарисовать сможете? – спросил пацан. Тот самый, который урвал себе рюкзак. Блондин с чуть наглым видом. Всего лет двенадцать, а уже умеет ухмыляться, как взрослый. С вызовом, дерзко.

– Конечно! – согласилась я. Тут же взяла бумагу и карандашом накидала линий по принципу «палка, палка, огуречик – получился человечек». Только за плечами дорисовала рюкзак. – Ну, как тебе, похож?

Парень обиженно взял бумагу.

– Эх вы, а говорили, умеете рисовать!

Дети засмеялись и тут же начали изображать друг друга. Кто-то старался и выводил каждую линию, кто-то рисовал бестолково, как и я. Они смеялись и тыкали друг в друга пальцами.

– Это ты! Лохматая!

– А это ты, ушастый!

Какой непродуктивный урок! Зато веселый. Они смеются, как настоящие дети. Почему-то мне всегда казалось, что сироты – угрюмые, серьезные. Марк, например, был именно таким. Хотя у него скорее просто такой характер.

Алина хлопнула в ладоши, привлекая внимание.

– Что за балаган? Не обзывайтесь. Недостатки каждый нарисовать сможет, а слабо нарисовать друг друга красивыми, а?

На меня в детстве такое не сработало бы. Но у Алины здесь, кажется, есть авторитет. Дети присмирели и начали вглядываться друг в друга, рассматривая юные лица, будто впервые друг друга видят. Они старательно искали друг в друге плюсы, которые раньше не замечали.

Кто-то подходил ко мне, чтобы посоветоваться и попросить помощи. Некоторые подходили и спрашивали какую-то ерунду, лишь бы поговорить. Я почувствовала себя новой игрушкой – меня просто стараются изучить. Кто-то стеснялся и шел к уже знакомой Алине. Ее здесь любят. Здорово.

Со скуки я и сама начала рисовать. Краски не люблю – предпочитаю работать карандашами. Четкие штрихи, никакой размытости.

Какое же странное чувство: еще ночью я танцевала перед людьми, которые даже не старались скрыть свои худшие стороны. А сейчас сижу в окружении детей, у которых «худших сторон» пока нет.

Полчаса спустя передо мной лежало изображение «Полночи». Двухэтажное здание, луна над входом, тонированные стекла. Рядом – дорогие машины, «лексусы» и «бмв». Хоть и набросок, но получилось красиво.

Увидев, что ко мне идет мальчишка, стыривший рюкзак, я попыталась спрятать рисунок. Кажется, паренек все равно заметил.

– Помочь? – спросила я.

– Кира, я нарисовал вас, – он протянул бумагу.

Это не было похоже на детский рисунок. Скорее на эскиз, какие художники делают перед тем, как начать рисовать: набросок простым карандашом, сотни быстрых штрихов складываются в фигуру задумчивой девушки. Она скрючилась на полу, скрестив ноги и склонившись над бумагой. Короткие волосы спадают на лицо. Это точно я.