Полночь мира (=Пепел Сколена)

  Хронист продолжал говорить, рассказывая, как изощренно врут фодиры, стараясь всю ответственность за многовековую войну свалить на кетадринов. Эвинна поймала себя на мысли, что ни та, ни другая история наверняка не соответствуют правде, по крайней мере, не включают в себя всю правду. "Это что же получается, каждый может рассказать о прошлом, как вздумается, и его невозможно будет опровергнуть?" Все очевидцы событий давно умерли, подтвердить или опровергнуть сказанное Моррестом - некому. Говорить, что все вранье, ссылаясь в доказательство на слова Хидды? А кто сказал, что ее слова - правда? И наоборот... И ведь оба убеждены, что говорят святую истину, так что не назовешь их и лжецами. Что же получается, у каждого своя правда? Но не значит ли это, что и Амори по-своему прав?

  Эвинна сама испугалась дерзкой мысли. Вспомнилось лицо матери в последние минуты жизни, их злоключения на болотах, крики сестренки Амти, угодившей в лапы к рыцарям Тьерри. Они не могут быть правы! А сотник Эгинар не может быть неправ, ведь он отстаивал родину от вражеских посягательств. Он показал, как надо сражаться за родину... и завещал детям месть и победу. Аргард погиб, мертва и Амти. Боги судили остаться в живых только ей. Значит, именно ей суждено пройти через все испытания, вернуться и бороться с врагом. Так какого рожна она смирилась с судьбой и прислуживает "людям в шкурах"? Назад, в Сколен! Способ вырваться - найдется!

  На миг стало жутко, будто она сорвалась с обрыва и летит в пропасть. Вспомнилась перекошенное смертной мукой лицо Хидды, растерзанные волкодавами в горах беглецы, отставшие с перерезанными глотками. Если она попытается, но потерпит неудачу, с ней расправятся, как с Хиддой... Может, еще хуже. Придется так же умирать на колу, день за днем воя от жуткой боли...

  Ну, а жить игрушкой самодовольных палачей, всю жизнь терпеть боль и муки - что, лучше? И отец, и мать предпочли умереть непобежденными. Неужто она окажется слабее?!

  Моррест ван Вейфель самодовольно усмехнулся. Он наверняка ничего не заметил, а если б и заметил, не предал бы значения: кому дело до мыслей презренной рабыни?

  - Но тебе ли, убогой, понять, в чем правда истории? Вот мудрый король Амори - тот да, если бы меня пригласили ко двору алкского короля, я бы с удовольствием поехал, там не такая нищета, как здесь. Что это?!

  С неожиданной прытью сын Вейфеля распахнул ставни настежь, приник к окну, вглядываясь куда-то в сторону купеческих кварталов. Эвинна и сама уже сышала вдали какие-то крики, из окна отчетливо потянуло дымом.

  - Набег! - на диво быстро сообразив, что к чему, крикнул Моррест. - В храм! Бегом!

  Рабыня и глава жреческого клана кубарем скатились по лестнице, жрец пинком распахнул дверь и выскочил на улицу. Не говоря ни слова, они припустили в сторону храма на холме.

  Первый раз на них напали уже после моста через речку. Как раз посреди того поля, где страшной смертью умирала фодирская принцесса. Свист - и над головой Эвинны, срезав непокорный вихор широким наконечником, пронеслась стрела.

  Обливаясь потом - воинское умение, вроде бы и ненужное божьему слуге, сейчас было бы кстати - Моррест неуклюже бежал к храму. Не застегнутая рубаха развевалась крыльями, цеплялась за ветви кустов: проскочив поле, они уже бежали на холм. Увы, за спиной нарастал топот: налетчики явно рвались в храм. Над головой свистели стрелы - фодирские лучники наверняка заметили их и теперь хладнокровно расстреливали. Задыхаясь от бега вверх по склону, Эвинна взглянула на храм. Он стоял на холме, тропка змеилась по усыпанному валунами, каменистому и крутому склону. У подножия, со стороны реки, склон был круче всего, но за каменистую тяжелую землю цеплялись какие-то колючие кусты. Выше никаких укрытий не было. Все время подъема - а на одном дыхании крутой подъем не осилить - они будут прекрасной мишенью для стрелков. Наверняка фодиры (или еще один кетадринский князь - Эвинна не знала) уже разобрали цели и соревнуются, кто первый попадет...