Полночь в кафе «Черный дрозд»

С тех пор как я уехала в Монтгомери пять лет назад, около дюжины лавочек и ресторанов закрылись, а оставшиеся еле держатся на плаву, изнемогая под тяжестью налогов. Уж я-то знаю, что такое настоящее изнеможение.

Десять лет назад грянул кризис. Многие мастера и художники, побросав свои дома и магазины, подались в Фэрхоп, Мобил и другие более крупные, богатые города. Спад в экономике прекратился, но местные жители не могут оправиться от него и по сей день.

Правда, недавно был создан специальный комитет по благоустройству Уиклоу. То тут, то там я замечала результаты его трудов: на фонарных столбах висели горшки с пышными цветами, вдоль тротуара появились новенькие металлические урны, а яркие плакаты возвещали о предстоящем праздновании Дня независимости. Конечно, со своей задачей комитет не справлялся: для восстановления былого благополучия города розовых петуний и мусорных корзин было явно недостаточно. Но сами попытки улучшить положение в городе вызывали во мне восхищение. Обитатели Уиклоу с давних времен отличались терпением и упорством.

Я кинула взгляд на дочку. Олли, что-то лепеча, беззаботно играла с ремешками коляски. Веселая, покладистая малышка – я даже завидовала ее жизнерадостности. Олли пока не понимает, какое горе обрушилось на нас, и слава богу.

Развернувшись, я снова прошлась мимо «Черного дрозда». Кафе повезло: одно из немногих заведений, которые смогли пережить кризис. Обитатели Уиклоу его обожают, и не только за легендарные пироги, но и потому, что Зи вкладывала в него душу, щедро одаривая всех посетителей теплом и любовью. Не знаю, сможет ли «Черный дрозд» обходиться без нее.

Я сделала уже два круга по улице, но так и не решилась войти. Безумно хотелось купить кусочек пирога «Черный дрозд», пока его не распродали, но каждый раз, когда я собиралась переступить порог кафе, перед глазами вставало мамино недовольное лицо, и я малодушно проходила мимо.

Я уже давно перестала преднамеренно злить маму и изо всех сил старалась оставить наши вечные размолвки в прошлом, начать все с чистого листа. Наладить отношения с мамой ради Олли. И немножко ради себя.

Мама много лет относилась ко мне холодно, но с недавних пор стала потихоньку оттаивать. Изредка мне перепадали от нее то мимолетная улыбка, то ласковый взгляд. Я боялась разрушить хрупкий мир, только зарождающийся между нами… однако жаждала заполучить кусок «Черного дрозда»! Я отчаянно нуждалась в нем: ведь если то, что говорят о пироге, – правда, я получу ответы, которые позволят успокоиться и жить дальше.

– Натали Линден Уокер! Неужели? С ума сойти! Сколько лет, сколько зим!

Ох, только не это! Угораздило же меня наткнуться именно на Фейлин Уиггинс! Призрачная надежда на то, что мама ничего не узнает о моем визите в кафе, мгновенно улетучилась.

– Доброе утро, Фейлин.

Пенсионерка Фейлин Уиггинс – бывшая школьная учительница рисования, которую хлебом не корми, дай поболтать. Она постоянно трещит с пулеметной скоростью, не успевая толком перевести дух и не дожидаясь ответа. Высокая и полная, с коротко стриженными, выкрашенными в вызывающий угольно-черный цвет волосами, Фейлин в свои шестьдесят с лишним прямо-таки излучала энергию, в отличие от меня, хотя я вдвое моложе.

– Как приятно тебя видеть, милочка! – Она порывисто меня обняла. – Ты тоже в кафе? Ты уже познакомилась с Анной-Кейт? Твоя мама знает, что ты здесь? Я имею в виду здесь, в кафе, а не в городе. Разумеется, ей известно, что ты в Уиклоу. – Фейлин улыбнулась. – Где ты остановилась, дома? Приехала на время или насовсем?

Пропустив мимо ушей большинство вопросов в надежде, что Фейлин, как обычно, о них забудет, я пояснила:

– Мы пока поселились у родителей. – Боже, дай им сил! – В домике для гостей.

Гостевой домик, площадью всего семьсот квадратных футов[1], с двумя спальнями и ванной, находился во дворе родительского дома. Конечно, неуютно жить под неусыпным маминым надзором, и все же это место отлично подходит для того, чтобы собрать по кусочкам рухнувшую жизнь. К тому же я не плачу аренду.

– Док и Сили, поди, несказанно рады твоему приезду. Ой, и твоей малютке тоже! Это у нас Оливия-Ли? – Фейлин, пригнувшись, склонилась над коляской. Ее колени страдальчески хрустнули. – Ай, какая ты красотуля! Вылитая мамочка, это уж точно! Сколько ей лет?

В больших карих глазах Олли появилась растерянность. Фейлин всех приводит в замешательство, даже малышей. Я пригладила дочкины непослушные кудряшки.

– Через пару месяцев исполнится два. Обычно я зову ее просто Олли.

– Олли? Какая прелесть! Никогда не слыхала ничего милее! Вы раньше жили в Монтгомери? А когда вернулись? Верно, только что, раз я еще не встречала тебя ни в церкви, ни вообще в городе. Сколько тебя не было, Натали? Четыре года? Пять? Родители небось на седьмом небе от счастья, что ты дома?

Умолкнув, Фейлин с улыбкой склонила голову набок. Сообразив, что она ждет ответа хотя бы на один из своих вопросов, я выбрала самый легкий.

– Вернулись пару недель назад.