Полночь в саду добра и зла

Вскоре после этого в полиции сообщили, что определение следов пороха задерживается в связи с перегруженностью криминалистической лаборатории в Атланте. Прошел месяц, а полиция все еще ожидала результатов.

Однако саваннцы сделали свои выводы, не дожидаясь результатов криминалистической экспертизы. По городу циркулировали факты биографии Дэнни Хэнсфорда, факты эти сильно укрепили доверие к версии Джима Уильямса о самозащите. Хэнсфорд являлся постоянным клиентом детских исправительных заведений и психиатрических лечебниц. Его исключили из школы в восьмом классе, он часто совершал акты хулиганства, связанного с насилием, и часто попадал в поле зрения полиции. За последние десять месяцев Уильямс девять раз самолично вызволял его из тюрьмы. Бывший шкипер, садовод Данн, который когда-то жил в одном доме с Хэнсфордом, описывал его, как опасного психа. «Он был неистов, – говорил Данн. – Я дважды видел, как он впадал в амок, ломал мебель и хватался за нож. Утихомиривать его приходилось вдвоем. Страшно было смотреть в его глаза – в них не оставалось ничего разумного – только ярость и насилие. Было ясно, как день, что когда-нибудь он попытается убить человека». Однажды Хэнсфорд сорвал с петель дверь, чтобы избить свою сестру. Его родная мать не раз заявляла в полиции, что боится, как бы ее сын не нанес телесные повреждения ей и другим членам семьи.

Уильямс в своем интервью описывал Хэнсфорда, как тяжело больного человека, который однажды заявил: «Я один в целом мире, никто обо мне не позаботится. Мне не для чего жить». С несколько странным отчуждением Уильямс рассматривал себя скорее как спасителя Дэнни, нежели как мстителя, и уж совсем не считал себя его убийцей: «Я был полон решимости спасти Дэнни от него самого. Он сдался и продолжал жить». Хотя позиция Уильямса была бессовестно эгоистичной, он, как ни странно, казался весьма убедительным в своих деталях. По словам Уильямса, Дэнни развил в себе некое очарование смерти. Он часто водил своих друзей на кладбище указывая на могильные памятники, говорил, что маленькие камни стоят на могилах бедных людей, а большие на могилах богатых, и что если он умрет в Мерсер-хауз, то над его могилой будет установлен большой камень. Хэнсфорд дважды пытался покончить с собой в доме Уильямса, приняв большую дозу наркотиков, и оба раза Уильямс отправлял его в госпиталь, где Дэнни удавалось спасти. Предпринимая вторую попытку самоубийства, Хэнсфорд оставил предсмертную записку следующего содержания: «Если зелье сработает, то я получу приличную могилу». Все эти факты были твердо установлены и внесены в официальный протокол.

Уильямс никогда подробно не рассказывал о своих отношениях с Дэнни, кроме того, что тот был его служащим. Однако вскоре стало известно, что у Уильямса Дэнни был занят неполную рабочую неделю, а все остальное время слонялся без дела по площадям вдоль Булл-стрит. Большинству людей этого оказалось вполне достаточно, чтобы сделать соответствующие выводы – они напрашивались сами собой. В полном неведении остались только старые друзья Джима – в основном леди из высшего общества. Хозяйка салона в Ардсли-парк Миллисент Мурленд, голубых кровей, знала Уильямса на протяжении тридцати лет. Но когда ей позвонила знакомая и сообщила, будто Джим Уильямс только что застрелил своего любовника, она была поражена по двум причинам. «От такого заявления у меня перехватило дыхание, – рассказывала она. – Моя дружба с Джимом была основана на антиквариате, званых вечерах и светских мероприятиях. Об остальных сторонах его жизни я просто не осведомлена и не знаю, какие еще интересы у него были».

Большинство светских львов и львиц, однако, оказались более земными созданиями, нежели миссис Мурленд.

– О, мы все знали, – сообщил по этому поводу Джон Майерс. – Безусловно, мы знали. Нам, конечно, были неизвестны детали, Джим был довольно скрытен, что правильно, но мы все равно поздравляли себя с тем, что Уильямс достиг в нашем городе такого социального успеха. Это поздравление относилось прежде всего к нам самим, поскольку такой взлет Джима свидетельствовал о том, что Саванна стала достаточно космополитичным городом, чтобы допустить такой успех гея.

Миссис Мурленд осталась верным другом Уильямса, но ее встревожило нечто, не относящееся к выстрелам, убившим Хэнсфорда. Ее озадачила мелкая на первый взгляд деталь круговорота событий той бурной ночи. «Джо Гудмен, – говорила она. – Кто это? Я его не знаю и ни разу не видела в доме Джима, но, однако, именно он стал первым человеком, которому позвонил Уильямс».