Полночное небо

Солнце пропало из виду, захваченное в плен горами, что кольцом окружали озеро; краски неба постепенно сгущались до темной синевы. Путники молча слушали, как поскрипывает лед. Они никуда не спешили: впереди было много дней, чтобы исследовать окрестности. Где-то в горах завыл волк, еще один ответил ему с другого берега. Уже совсем стемнело; над головами пролетела полярная сова и спланировала на штырь антенны, откуда принялась с любопытством глядеть на незваных гостей. На небе проклюнулись первые звезды.

– Есть хочешь? – спросил Августин.

Айрис кивнула.

– Пойду что-нибудь состряпаю. – Он медленно, неуклюже встал с насиженного валуна.

Клонило в сон: наверняка на местной раскладушке не менее уютно, чем в гнездышке из спальных мешков в обсерватории, – и, уж конечно, намного удобнее, чем на мерзлой каменистой земле. Свет керосиновых ламп озарял помещение; отблески пламени плясали на стенах. Хорошо, что мы сюда добрались, подумал Августин. Он затопил керосиновую печку, оставив дверь открытой, чтобы Айрис могла прошмыгнуть внутрь, как только налюбуется первым в своей жизни водоемом, – оставалось только гадать, быстро ли ей надоест. Сам он не видел озер около года – с тех пор, как пролетал над фьордами, возвращаясь из последнего отпуска.

Близость озера вселяла надежду, что скоро в этих краях потеплеет. Закрыв глаза, Августин представил, как изменится пейзаж через месяц, когда разгорится полярный день, и журчащая весна наконец-то найдет сюда дорогу. Почва станет мягкой, и травы, полные жизненных соков, воспрянут из казавшихся бесплодными глубин. Лед начнет таять, превращая поверхность озера в жидкое зеркало. Эти мысли успокаивали. Возможно, пора перестать противопоставлять себя природе, подумал Августин. Хотя бы сейчас, хотя бы здесь.

С тех пор, как он остался один, с тех пор, как повстречал Айрис, он чувствовал такую привязанность к миру вокруг, какой не знал прежде. Когда-то движение небесных тел интересовало его больше, чем земля под ногами, – но те времена прошли. Вверх он уже нагляделся; теперь почва была ему милее, – как и мысли о том, что скоро она наполнится жизнью.

Когда печка начала прогревать помещение, Августин снял с себя верхнюю одежду. Он решил изучить содержимое тюков и ящиков возле газовой плитки и обнаружил огромные запасы съестного. В соседних палатках могло быть и того больше: зимы в этих краях были долгими, а поставки провизии – слишком редкими, чтобы полностью на них полагаться. Найдя сковородку с длинной ручкой – всю в пыли и липкую от жира, – Августин сполоснул ее в жестяном тазу. Воду он налил из большого изотермического бака, стоявшего в углу.

Августин поставил на горячую плитку влажную сковороду, которая тут же начала потрескивать и плеваться, и разогрел до золотистой корочки консервированный хаш из солонины. Разложил мясо по двум жестяным мискам и поджарил болтунью из яичного порошка. Среди запасов обнаружились большая банка растворимого кофе, сухое молоко и сгущенка. Настоящий клад, подумал Августин. Когда Айрис приступила к еде, он поставил нагреваться котелок с водой для кофе, а затем тоже сел за стол.

– Ну как, съедобно?

Девочка кивнула, за обе щеки уплетая жаркое.

Когда вода вскипела, Августин намешал себе кофе, подсластив его щедрой порцией сгущенки, и решил, что это самый чудесный напиток, который ему доводилось пробовать.

Поужинав, Августин и Айрис сложили миски одна в другую и немного посидели молча, наслаждаясь полутонами тишины под мерное гудение керосиновой печки. Помещение оставалось удивительно теплым, даже когда снаружи начало холодать. Августин сложил посуду в таз, где она осталась до утра. Сперва он подготовил постель для Айрис. Спать поодаль друг от друга было непривычно: в обсерватории они спали рядом, чтобы не замерзнуть. Айрис наблюдала, как Августин снимает полиэтиленовый чехол, вытряхивает оттуда простыню и стелет ее на матрас. Морозоустойчивые спальные мешки из обсерватории пригодились в качестве одеял.

Ночью Августина разбудил волчий вой. Похоже, неподалеку бродила целая стая – скорее всего, в горах на пути к лагерю. Возможно, звери обнюхивали брошенный снегоход или даже успели пометить его, как свой. На здоровье, подумал Августин и снова уснул.

* * *

Утром Августин повалялся на раскладушке пять лишних минут, наслаждаясь теплом: спасибо исправно работавшей печке. Поднимаясь с постели, он услышал, как в суставах что-то похрустывает, – словно где-то внутри со стуком падают, задевая одна другую, костяшки домино. Тело ныло после вчерашнего падения со снегохода, но вроде умирать не собиралось. Августин нагрел немного воды, а затем, вооружившись металлической губкой и куском мыла, отдраил сковородку и жестяные миски, дожидавшиеся в тазу. Разобравшись с посудой, он вышел прогуляться. Из тонкой серебристой трубы над их новым жилищем клубами вырывался дымок, постепенно растворяясь в бледной синеве неба. Солнце поднялось уже довольно высоко над горами.