Полночные близнецы

Бедеверы, которых на этот раз ведет лорд Элленби, выбирают кратчайший маршрут, а другие подъезжают к крепости Мидраута с разных сторон: одни – через Реджент-парк, другие делают длинную петлю и потом поворачивают обратно, чтобы их не обнаружили. Харкеры постоянно сообщают нам обстановку, подтверждая, что в крепости пока незаметно движения. У Олли уже начала капать кровь из носа – от напряжения: ему приходится далеко распространять свой мысленный щит.

Когда мы проезжаем через Сохо, я вижу, что здесь таны тоже поработали. Любой круг – то есть любое место, которое может послужить порталом в разные части Аннуна, – обнесен металлическими ограждениями. Каждый знак метрополитена, каждый канализационный колодец, каждый круглый фонтан. Если Мидраут хочет создать порталы в Лондоне, мы не станем облегчать ему задачу.

– Гэвейны и паломиды – на позициях, – сообщает нам капитан харкеров. – Ланселоты и дагонеты – в трех минутах от цели.

– Понял, Майси, – отвечает лорд Элленби.

Когда мы едем по Бейкер-стрит, мимо длинного ряда скрипачей в странных шляпах, впереди показывается невысокое здание, в котором размещается Музей мадам Тюссо. Я замечаю Наташу – она со своими людьми на страже на крыше дома по соседству. Мы останавливаем лошадей в конце Бейкер-стрит. Ланселоты перекрывают другой конец улицы.

Ждем мы долго. Лошади уже не могут спокойно стоять на месте. Феба нервно болтает ногами. Только лорд Элленби сидит в седле прямо и неподвижно, как человек, который очень долго ждал этого момента.

Наконец, когда солнце уже опускается, бросая золотистое сияние на лондонские крыши, главная дверь музея открывается – и оттуда выплескиваются трейтре. Они шагают размашисто, направляясь по улице к нашей засаде.

– Внимание! – рычит в шлемах голос лорда Элленби. – По моей команде…

Трейтре уже настолько близко, что я слышу тошнотворное слюнявое чавканье тех, кто обладает ртами. Но что-то не так. Я просто не могу понять, что именно.

– Ждите, пока они окажутся в середине ловушки, – говорит лорд Элленби. – Дагонеты, паломиды, на вторую позицию. Окружаем их плотнее.

Что я упускаю?

Я понимаю это в тот самый момент, когда лорд Элленби говорит: «Вперед!» – и мы бросаем лошадей в атаку. Золотого трейтре, генерала этой армии, здесь нет. А если его нет здесь, то где он?

Когда мы расходимся, создавая «клещи», со своих позиций появляются другие отряды, чтобы окружить трейтре, и я кричу в свой шлем:

– Стойте! Стойте! Они знают, что мы здесь!

Но я опоздала. Со звуком, похожим на извержение вулкана, здания позади нас раскалываются. Кирпичи и мрамор сливаются вокруг нас и над нами. Вот вам и сети. Эти трейтре и не собирались сбегать. Мы вместе с ними оказываемся в ловушке, в некоем гигантском ангаре.

У меня сжимается желудок, все органы словно сворачиваются в один клубок. Я падаю со спины Лэм. А между солдатами врага возникает некая фигура. Это Мидраут!

50

Он совсем не похож на того человека, который несколько месяцев назад выступал на Трафальгарской площади. В Аннуне Себастьян Мидраут куда более впечатляет. Черты его лица здесь резче, глаза ярче, и, куда бы он ни двинулся, за ним следует огненный шторм инспайров. Они трещат вокруг него, как электрические разряды, и я понимаю, что все мои слова о том, чтобы сразиться с ним, – простая бравада. Ни Олли, ни я никогда не управляли вот так инспайрами.

На Мидрауте латы, которые я видела в его крепости. Те, что кажутся созданными из металла и шелка, те, которые вызвали у меня тошноту, когда я к ним приблизилась. И в них он выглядит подобно некоему темному богу.

– Давай! – говорит лорд Элленби, снимая колпачок со своего морригана и подбрасывая того в воздух.

Венеуры следуют его примеру, птицы образуют целое облако, которое падает на Мидраута смертельным градом. Но морриганы не успевают добраться до него, их отбрасывает его сила, они пронзительно кричат от боли.

– Это не сработает, Лайонел, – говорит Мидраут лорду Элленби.

Венеуры успокаивают своих расстроенных морриганов. Так вот, значит, для чего эти латы – они защищают Мидраута от его собственной слабости. Мне бы сообразить это тогда, когда я впервые увидела, как морриган шарахнулся от одного календа, потому что эти латы сотворены из такого же материала. Из чего-то такого, что высасывает инспайров, выворачивает их наизнанку. Для морриганов, которые питаются голубым светом, эта пустота ядовита. Но чего я не понимаю, так это того, как вообще Мидраут может надевать такое. Я даже близко подойти не могу, не истощая свою силу. И насколько же могучим должен быть Мидраут, чтобы надеть нечто подобное и все равно сохранить свой Иммрал?

Мидраут взглядом изучает своих пленников, и наконец его глаза останавливаются на мне. Когда он начинает говорить, его голос такой же мягкий, как в Итхре, но действует он еще более обезоруживающе. Мне хочется делать то, о чем он просит.

– Я предлагаю тебе выбор, – говорит он, и, хотя теперь он смотрит на лорда Элленби, кажется, что его слова относятся ко всем нам. – За стенами замка мои трейтре удерживают две группы людей.