– «Прошлым вечером член парламента от Ньюэма Хелен Корди провела дебаты со вновь избранным членом парламента от Кенсингтона и Челси Себастьяном Мидраутом, – говорит диктор. – Мидраут недавно заменил ушедшего в отставку Джона Лоуренса, министра теневого кабинета, одержав сокрушительную победу на дополнительных выборах вместе со своей заново воспрянувшей партией „Один голос“».
На экране – два политика стоят рядом. «Мы должны объединиться, – говорит Мидраут. – Один голос для всей нации».
Хелен Корди чуть кривится, но любой наблюдающий за этим видит, что она выглядит более слабой.
– Только не ты тоже.
Папа подталкивает меня локтем и сует мне в руку сэндвич с беконом, политый кетчупом. И откусывает от своего.
– О чем ты?
– Твоя мама была просто одержима этим человеком.
Моя кровь вскипает.
– Мама?
– Я ее поддразнивал, говорил, что в нем есть гнильца.
– А ты спрашивал ее почему?
– Она говорила, что не доверяет ему. И все. Он тогда только начал делать себе имя, потом вдруг совсем оставил политику. Твоя мама все равно постоянно следила за ним. Но…
Он умолкает, услышав, что Олли тоже вернулся из школы. Мой брат вваливается в комнату, волосы у него растрепаны, школьная форма перепачкана. Он отмахивается от вопросов папы и идет соорудить себе сэндвич с остатками бекона.
– Но что? – напоминаю я папе, пытаясь вернуть разговор в прежнее русло.
– Ох, это не важно, – вздыхает папа.
– Но я хочу знать, – возражаю я.
– Ну… твоя мама в тот последний год была немножко странной.
– Что ты хочешь сказать? – спрашиваю я.
Олли перестает трудиться над сэндвичем, его взгляд перебегает от папы ко мне и обратно.
– Ну, знаешь, разные мелочи. Она была немножко… немножко утомленной, можно так сказать.
– Из-за чего?
Папа пожимает плечами.
– Ну же, па, – говорит Олли. – Ты можешь нам рассказать.
Папа некоторое время молчит.
– Ну, она… ей постоянно снились кошмары.
Мы с Олли переглядываемся.
– Какие именно кошмары? – спрашивает Олли.
Но папа качает головой:
– Ваша мама не хотела бы, чтобы вы думали о ней как-то так.
– Мы хотим знать о ней все, – говорю я.
Но папа не сдается, даже когда Олли пускает в ход все свое обаяние.
В ту ночь мы снова покинули Тинтагель. С нами поехала Наташа, на Домино, и еще несколько отставных рыцарей в качестве телохранителей. Я бы почувствовала себя опекаемой, если бы мне хватало умственных сил побеспокоиться об этом.
– Пятерку фунтов за твои мысли! – вдруг говорит Рамеш.
– Что?
– Ну, мне просто любопытно, о чем ты думаешь, – поясняет он и тут же краснеет. – Извини, я просто балбес, если ты до сих пор не заметила.
Наташа слушает что-то через свой шлем – ту часть униформы, которую мы сможем получить только тогда, когда станем полноправными рыцарями во время Остары – весеннего равноденствия. Такой шлем позволит нам держать связь с харкерами в замке. Наташа кивает и поворачивает нашу группу на север, к каналам и рынкам Камдена.
– Тебе приходилось что-нибудь слышать о Себастьяне Мидрауте? – вдруг спрашиваю я у Рамеша.
– Это тот политик? Моя подруга в Итхре просто чокнулась на нем, – отвечает Рамеш. – Она состоит в его молодежной группе.
– Но… но в Аннуне ты ничего о нем не слышал?
Рамеш качает головой:
– Нет, а что?
Я смотрю на открытое лицо Рамеша и гадаю… могу ли я ему довериться? Или он воспользуется этим против меня? Стоит ли дело риска?
– Думаю, он может иметь какое-то отношение к смерти моей мамы, – быстро говорю я.
Наташа вскидывает руку, давая нам знак остановиться и отвести лошадей к одной стороне дороги.
– Боже, какой ужас, – шепчет Рамеш и протягивает ко мне руку, словно желая утешить.
Но в последний момент он, похоже, вспоминает, с кем имеет дело, и вместо того хлопает по шее Лэм. Этот жест вызывает у меня улыбку.
– А как насчет трейтре? – задаю я новый вопрос, припомнив странное слово, похоже пробуждавшее отчаянный страх у того, кто делал те записи.
– Трейтре? – Рамеш хмурится. – Да, где-то я что-то такое слышал. Но
Наташа взглядом заставляет нас умолкнуть и показывает на сновидицу, которая то просто шагает, то бежит трусцой по улицам. Это всегда моя любимая часть тренировок – когда нам показывают кошмары и сны в действии. И всегда есть доля секунды, когда ты можешь сказать, что сновидец вот-вот провалится в кошмар. Ты можешь видеть это в их глазах, как будто что-то искривляется у них в головах и меняет способ видеть мир.
– Кто-нибудь заметил, от чего она убегает? – спрашивает нас Наташа.
Мы все всматриваемся в другой конец улицы. Если не считать нескольких других сновидцев, там никого нет. А потом я вижу это.
– Инспайр.
– Да! – подтверждает Наташа, показывая на меня. – Остальные видят его, позади сновидицы?
Вслед за женщиной летит танцующий вихрь голубого света. Он не кажется опасным, но он определенно преследует ее. Потом женщина смотрит на него.
– О боже мой!.. – ошеломленно восклицает Феба.