Я следую за сновидицей, вытянув руку, проверяя инспайров, что создают игрушку в ее руках. Вот. Я нащупала их край. Теперь я ощущаю, насколько крепко девочка держится за медведя. Потрескивание в моем мозгу опускается по шее, по плечам и рукам, выскакивает из кончиков пальцев к девочке.
«Расти, – приказываю я. – Стань реальным».
Возникает сопротивление. Девочка слишком ярко воображает своего медведя, она держится за него ради успокоения. Я мысленно немножко подталкиваю ее, стараясь слегка отодвинуть ее воображение от игрушки, лишь бы взять медведя под свой контроль. Девочка вздрагивает, отступает еще дальше от своего кошмара… и этого достаточно. Игрушка вырывается из ее рук. Она вертится в воздухе, втягивая инспайров, как торнадо. И растет, растет и наконец, упав на землю, раскрывается. Огромный медведь привлекает к себе девочку и прячет в мех на своем животе. А потом смотрит сверху вниз на щелкающих зубами детей-волков. И. Он. РЫЧИТ.
Я никогда не забуду это мгновение. Мгновение, когда дети-волки шарахаются прочь от медведя, лопаются один за другим, снова превращаясь в инспайров. И то, как малышка смотрит снизу вверх на медведя, огромного и живого, говорит о том, что она раз и навсегда нашла своего защитника. В груди каждого рыцаря живет некая свеча, огонек, который загорается, говоря нам, что мы не зря существуем на свете, что мы сделали нечто стоящее. Боже мой, как это захватывает…
Для остальных членов нашего полка эта победа – как возобновление клятв всегда оставаться танами. Трейтре не сломили наш дух. Пока еще нет.
Мы не спеша едем вдоль южного берега, Темза слева от нас кишит парусными суденышками.
– А ты помнишь, – говорит Феба, – как Рамеш решил, что видит гигантскую черепаху, и прыгнул в воду?
– Поверить не могу, что он решил, будто сможет ее оседлать, – говорит Райф.
Мы смеемся. Это грустный, нежный смех.
Рамеш. Или, как я должна теперь называть его, Райанш.
Сообщение появилось в Сети днем.
«Похороны Райанша состоятся в пятницу, тридцатого марта, в четыре часа, в церкви святой Маргариты.
После этого в нашем доме будут скромные поминки. Приглашаем всех его друзей».
Наташа предупреждала нас, что не следует видеть наших павших в реальной жизни.
– Это нечто вроде неписаного правила, – сказала она. – Я понимаю, это выглядит как некое ограничение, но так лучше для умерших.
– Ты сама теряла кого-то в Аннуне? – спросила тогда Феба.
– Только раз, около семи лет назад, но это был мой лучший друг. Я пошла проводить его, но лучше бы я этого не делала. Оказалось, что его друзья в реальной жизни были весьма неприятными. И он сам совершенно не был похож на того, кем был в Аннуне. Даже имя было другим. В общем, это изменило мои воспоминания о нем. Все перепуталось.
Что ж, я ведь уже знаю, что Рамеш выглядит совсем не так, как выглядел в Аннуне, и у него тоже другое имя. Но судя по тому, что я прочитала в Сети, он не слишком отличался от знакомого мне Рамеша. В общем, не мне смотреть свысока на тех, кто хотел начать здесь новую жизнь. Мне кажется, что я должна пойти на похороны Рамеша, что это единственный способ отблагодарить его за то, что он сделал для меня. Он был преданным другом, открытым человеком, и он заставил меня думать о людях по-другому, и я начинаю теперь понимать, что значит настоящая дружба.
43
Взгляд Уны обежал рыцарский зал, как только она в него вошла, – так же как и каждый вечер в последнюю неделю. И снова Эллен не появилась. Уна увидела, что Лайонел и Клемент углубились в беседу, устроившись в креслах в углу.
– Харкеры не могут ее найти, – сообщил Лайонел Уне, когда она подошла.
– Уже шесть дней. Она не могла бодрствовать… – Клемент попытался сделать подсчет, – так много часов.
– А это значит одно из двух, – сказала Уна. – Или она мертва, или жива, но не может попасть в Аннун.
Трое рыцарей переглянулись, на их лицах отразилась общая тревога.
– А знаете, я искал, – тихо сказал Клемент, оглядываясь вокруг и убеждаясь, что никто их не слышит. – В Итхре. Искал ее.
Он склонил голову, явно ожидая осуждения.
– Я тоже, – сказал Лайонел.
– И я, – сообщила Уна.
Они засмеялись, но не слишком громко, чтобы случайно не рассердить Себастьяна Мидраута, который с кем-то совещался в другом конце зала.
– Уна Горлойс, можешь подойти ко входу в замок?
Уна вскочила на ноги и была за дверью, прежде чем другие хотя бы подумать успели о том, чтобы последовать за ней. Она промчалась мимо столов харкеров, в ее голове проигрывались разные сценарии. Ей не могли грозить неприятности, потому что на этот раз она не сделала ничего дурного – по крайней мере, ничего такого, что могли бы обнаружить харкеры. Это ведь должна быть Эллен, нет? Один из харкеров ждал ее у двери замка. И кивнул:
– Она снаружи.