Полночный детектив

К рукописи была подколота и вторая рецензия, сыгравшая решающую роль в том, что повесть была отвергнута издательством. Рецензия была закрытой с которой не принято знакомить автора, она принадлежала писателю со странной фамилией "Селейко" и попала ко мне случайно.

Тогда я впервые познакомился с внутренним документом редакции, его текст явился для меня откровением. В нем, возможно, не было ничего необычного для литературных сотрудников, но мне, менту, привыкшему в служебных бумагах не допускать ничего относящегося к себе лично и всегда оставаться как бы за строкой, он показался, мягко говоря, странным.

В рецензии Селейко признавался, как нелегко дались ему последние недели. По заданию редакции ему пришлось отрецензировать подряд несколько детективных повестей Агаты Кристи и Жоржа Сименона. "Признаться, я устал от их какого-то странного однообразия... Оно возникало как следствие весьма специфических литературных особенностей жанра детектива - невысокого художественного уровня (если вообще можно говорить о художественности), стереотипной разработки образов , неглубокого, заданного психологизма..."

Случившейся незадаче было посвящено четыре страницы из пятистраничной рецензии.

" Теперь вот еще рукопись..."

Если чтение прославленных мастеров жанра не доставило Селейко радости и у него не нашлось для них ни одного доброго слова, можно представить, как он разделался с моей повестью...

Закончил же он и вовсе на душераздирающей ноте:

" После прочтения этой, с позволения сказать, беллетристики мне вдруг остро захотелось взять книгу настоящей прозы, сосредоточиться на жизни реальной, настоящей, не закрученной как бы от лица наших бесподобных следственных органов, "лучших в мире", и - как гуманно! - работающих. Лишь в кино и детективной литературе. И я взял с полки повести В. Распутина, и "голова постепенно прояснялась, освобождаясь от несущественного, мелочного", - как прямодушно сказал сам автор последней повести о своем герое, когда операция по аресту преступника была блистательно (!), как всегда, завершена и повесть, стало быть, подошла к концу..."

Когда я пришел в издательство, чтобы взять рукопись, мы случайно познакомились. Селейко - кроткий, улыбчивый преподаватель Литинститута, услышав мою фамилию, первый подошел ко мне, крепко пожал руку:

" Поздравляю. Трудную работу вы делаете, но необходтимую... Я с радостью рекомендовал вас к печати..."

Если бы я сходу, как мне нестерпимо хотелось, выбросил рукопись в урну там же на лестнице в издательстве, я так бы и не прочитал приложенную к ней по ошибке рецензию Селейко и оставался бы в счастливом неведении и сегодня...

" Трудная работа у вас..." Ах ты, лицемер!.."

Я закурил, сунул папку с повестью снова в ящик стола и взял с полки... Нет, не Распутина. Любимого Рафа Валлё - "Прощай, полицейский!":

" У тебя свой животворный родник, у меня свой!"..

Девушка на почте в высотном доме на Площади Восстания, откуда я отсылал мои видеозаписи, та, что принимала меня за человека из мира кино, счастливо улыбнулась мне из-за стекла - похоже, она боялась, что я исчез навсегда и наше знакомство прекратится вместе с ее мечтой сниматься в моем фильме.

- Вас давно не было...

- Служба, - посетовал я грустно.

- Какая у вас интересная работа...

Вместе с кассетой я отослал Арзамасцеву и вырезку из "Нового Русского слова" с напечатанным в ней рассказом и еще отдельно короткое письмо, которое обдумывал все утро.

Я напрочь отказался в нем от упоминаний таких терминов, как инсцниировка несчастного случая и видеозапись. Даже попав в чужие руки, моя корреспонденция не должна была скомпрометировать ни меня, ни генерала Арзамасцева. В то же время я хотел предупредить заказчика о грозящей ему опасности.

Это была непростая задача.

По моим представлениям, текст предупреждения должен был быть дипломатичным, понятным лишь нам обоим. В качестве примера для подражания я выбрал послание, в котором умница Арамис, герой "Трех мушкетеров" предупреждает родственника коварной миледи о ее преступных намерениях по прибытию в Англию...

Я писал:

" Уважаемый имя рек.!

С благодарностью возвращаю использованный мною для работы над новым романом экземпляр газеты "Новое русское слово" с рассказом г-на Джалиля Шарифутдинова, иллюстрирующего увлекательные возможности нашего любимого жанра.

Отдавая должное изобретательности автора, я провел самостоятельную экспертизу обстоятельств, вынудивших главного героя прибегнуть к подобной необычной форме разрешения конфликта, и убедился в их действительной серьезности.

Исследуя тему грозящей герою опасности., я неожиданно обнаружил появление на страницах романа некоего завезенного с Ближнего Востока киллера, персонаж абсолютно не принятый в жанре классического детектива. На данный момент мне удалось удалить эту мрачную фигуру из повествования.