Полночный путь

Серик не знал, что это значит, но ему быстро растолковали. Кто-то ухватил его сзади за пояс, и грубо отшвырнул назад. Серик не устоял, и полетел на утоптанный снег, под ноги копейщикам. Мимо протопал, пыхтя, воин с огромным топором в руках. Кто-то грубым пинком помог Серику встать. Ближайший копейщик рыкнули из-под личины:

— А ну назад! В тыл! Не слышал, што ль?

Наконец Серик сообразил, и, пробежав, сквозь строй, оказался за спинами воинов. Тут уже стоял Котко и тянул шею, стараясь разглядеть, что делается перед строем. Спины задних воинов замерли в страшнейшем напряжении, шеренга не шевелилась. А от передней несся жуткий треск, стук, дикие крики, вопли умирающих. Серик поглядел в промежуток, которым только что пробежал, и ничего не сумел разглядеть; какое-то мельтешение, мелькание, и больше ничего. Это длилось, казалось, вечность, но вдруг строй вздрогнул, будто сломалась кость. По строю волной понесся крик:

— Стоять кр-репко-о!..

И тут же Серик понял, что случилось — печенеги проломили строй на краю обрыва. По тому, как усилился крик и треск у первой шеренги, стало ясно, что печенеги усилили натиск. Задняя шеренга чуть подалась, и медленно закачалась, казалось, воины не устоят и разом повалятся навзничь. Но — устояли. А в пролом уже влетали закованные в сталь, в черных корзнах, как призраки, печенежские всадники. Крайние, увидев строй, стоящий под прямым углом к проломленному, моментально все поняли, и принялись осаживать коней, но остальные, ослепленные победой и снежной пылью, мчались дальше, все глубже залезая в мешок.

Стоявший неподалеку сотник Гнездила, заорал Серику:

— Чего рот раззявил?! Подмогни стрелами!

Другие стрельцы, стоявшие за строем, уже навешивали стрелы, высоко задирая луки. Серик тоже схватил лук, и принялся навешивать стрелы, на глазок выхватывая из крутящейся массы всадников, цели. Котко зарядил самострел, и тоже, высоко задрав его в небо, пустил стрелу.

Серик заорал:

— Не трать зря стрелы! Из самострела даже я не попаду навесом! — и продолжал посылать стрелу за стрелой в серое предвечернее небо.

Но вот строй шагнул вперед… Еще шаг… Еще… Взвились крики и треск с новой силой; это врубилась в толпу печенегов княжья дружина. Серик опустил лук, и тут увидел кучку окровавленных, изнеможенных людей, лежащих и сидящих на снегу.

Котко тихо вымолвил:

— Это все, что осталось, от полка левой руки…

Печенеги, попавшие в мешок, куда-то исчезли, и вот уже княжья дружина в соколином замахе нацелилась в тыл пехоте. И пехота не выдержала; побросала свои тяжелые копья и щиты и пустилась наутек. Неподалеку, в снежной пыли, мелькнуло печенежское знамя.

— Знамя! — заорал Серик, и кинулся сквозь строй вперед.

Строй уже переступил через своих павших, павших печенегов, и мерно шагал по полю, сметая остатки сопротивления. Ратай и Щербак были живы; откинув личины, они весело скалились, помахивая мечами. Копья их, видать, поломались в давке. Серик проскочил меж ними, и выбежал в поле. Сзади послышался отчаянный крик Ратая:

— Серик, ку-уда?! А ну вернись!

Но Серик уже бежал к рослому коню, стоящему неподалеку, его поводья мертвой хваткой держал убитый воин. Не мешкая, Серик мечом отсек поводья, вскочил в седло и помчался за мелькающим уже далеко впереди знаменем. А княжья дружина уже рассыпалась изгоном, и деловито разбирала арканы, побросав мечи в ножны.