Полночный путь

Когда он накупался, как раз и похлебка приспела. Хлебая варево, Серик разглядывал половчанку. И правда, на мальчонку годов четырнадцати смахивает. Еще не дохлебав, он вдруг сообразил, что она на него взглядывает чаще всех, а Горчак все более и более хмурится. Звяга хмуро пробурчал:

— Серик, проясни положение… Не хватало нам еще вас с Горчаком разнимать…

Серик промолчал, дохлебал варево, принял свою долю меда, вытер рукавом еще безусую губу, и проговорил медленно:

— Ты, красавица, не обижайся, но хоть и выловил тебя из воды я, но не я судьба твоя… Есть у меня невеста…

К удивлению Серика, она вздохнула с облегчением, Серика даже обидело такое пренебрежение его красотой и статью.

Половецкая крепостца открылась неожиданно, хоть и стояла на высоком левом берегу. Приземистые, широкие башни, невысокие стены, сложенные из могучих бревен, крутые раскаты валов казались не шибко-то грозными, но производили впечатление добротности и уверенности в себе. Под стенами вразброс ютились глинобитные домишки, но были и добротные рубленные; видать лес с верховьев сплавили.

Кормчий направил нос ладьи к берегу, где стояло несколько громадных телег, запряженных вереницами быков. Когда нос ладьи, прошуршав по прибрежной мели, замер недалеко от берега, от одной из телег насмешливо спросили по-русски:

— Свою ладейку сами на руках понесете?

Кормчий рявкнул в ответ:

— Ты, Чертило, шибко-то зубы не скаль! Не узнав, кто плывет…

— Ба-а… Кормило… — изумленно протянули на берегу. — Тебя што, Реут выгнал?

Серик так и не удосужился узнать имя кормчего; кормчий и кормчий… Прозвища бывали и почуднее. А тут как раз тот случай, когда оно и оказалось почуднее занятия…

— Зубы не скаль, а загоняй-ка телегу в воду… — пробурчал кормчий.

Тем временем Чертило подошел к самой воде. Он, и правда, походил на черта: черный, лохматый, с широким носом и вывернутыми ноздрями. Видать, он тут был главным артельщиком. Повернувшись, он кому-то помахал рукой, и вскоре из-за громадных телег выехала поменьше. Щелкая кнутами, погонщики развернули телегу задом к реке, заорали; волы нехотя, мотая головами, попятились. Огромные, широкие, окованные железом колеса вкатились в воду, и вскоре вся телега скрылась под водой. Кормчий замахал рукой, рявкнул:

— Сдай назад! — гребцы разом ударили веслами по воде, ладья отошла от берега, но кормчий тут же заорал: — Вперед!

Серик запутался своим веслом с веслом Шарапа, и ладья чуть было не саданула носом в бок телеги. Кормчий изругал их обоих самыми черными словами, но толку это не добавило; лишь с четвертой попытки вплыли в телегу. Сложили весла вдоль бортов, и выжидательно поглядели на Чертилу. Тот заорал:

— Ну, чего зенки лупите?! Вылезайте…

— Дак ведь глубоко… — заикнулся было Горчак.

На что Чертила язвительно изрек:

— Мне што, еще быков припрягать, ради того чтобы вы ножек не замочили?

Делать нечего, попрыгали в воду и по грудь побрели к берегу. Один кормчий остался в ладье, пробурчав:

— Одного старика твои быки вытянут…

Защелкали кнуты, быки пошли вперед, и, казалось, без малейшего напряжения выволокли ладью на берег. Чертила задрал голову, спросил у кормчего:

— Пятый день сидим, ни одной ладьи не прошло… Идут ли за вами караваны?

Кормчий язвительно спросил:

— А ты пару недель назад четыре ушкуя не переволакивал?

Чертила заюлил глазами и промолчал, а кормчий продолжал:

— Так вот, шалят твои ушкуйники пониже… Купцы теперь, пока большим караваном не соберутся, нипочем не пойдут наверх. Так что, пока сидеть будете, а потом наплыв будет. Купцы вам за задержку недоплату устроят, вот им и будете впаривать, что на ушкуях честные купцы плавают…

Чертила проворчал уныло:

— У них и правда, на лбу не написано, што ушкуйники…

— Зато на ушкуях аршинными письменами написано! — рявкнул кормчий. — Скажи лучше, заплатили столько, што ихняя плата купеческую неустойку перебивает?..

Чертила зыркнул по сторонам, сказал с явственной фальшью в голосе:

— А ведь верно, проходили мимо четыре ушкуя. Дак они по Царице прошли, значит, переволакивались по верхнему волоку… А почему бы вам не пойти по Царице? Ладейка у вас невеликая, вода еще высокая…

— А на кой нам крюк делать в четыреста верст? — с фальшивым оживлением воскликнул Кормило. — Нам до Асторокани… Ладно, побрели потихоньку… День уж к полудню скатывается…

— А отдыхать не будете?

— Некогда отдыхать…

Защелкали кнуты, и быки неспешным шагом побрели на береговой косогор. Горчак, Серик и Шарап со Звягой шагали в ряд следом за телегой, Горчак говорил:

— Тут, на волоке, кого только нет, всякого люду по паре… Русичи, вятичи, половцы, эт, само собой. Тут и разорившиеся купцы оседают; и германцы, и франки. В Белой Веже — то же самое, только там еще и воинов-наемников полно; те же германцы, франки, да и наших русичей полно, служат верой и правдой, за увесистый кошель, половецкому воеводе…

Серик спросил:

— А пути, сколько до Итили?

— Да дней за пяток дочапаем, таким-то шагом… — безмятежно протянул Горчак.