Полное и окончательное безобразие. Мемуары. Эссе

Порвать с Ниной мне удалось так: я пришел к ней в гости с женщиной по имени Кира, с которой познакомился незадолго до этого. Нина сразу все поняла, и когда я в следующий раз позвонил Стивенсам, Нина сухо ответила мне, что в посольстве прием и меня она принять не может. Потом я слышал, что чете Стивенсов правительство выделило отдельный особняк где-то около Остоженки, и они продолжали свою деятельность. Недавно по телевизору я видел их дочку Аську Стивенс: обглоданное страстями и виски подержанное лицо. Она рассказывала о том, что ее родители были меценатами поэтов и художников шестидесятых годов. Они действительно всячески заманивали и угощали поэтов, когда-то читавших в Политехническом. И наверное, небезуспешно — вот, например, главный комсомольский глашатай тех лет Евтушенко — сегодня профессор какого-то американского университета, живет на тамошнюю зарплату…

Старик Харон переправил через воды Стикса большинство персонажей, описанных в этих лоскутных, как деревенское одеяло, записках. Но в моем ядовитом от подагры и желчи мозгу стареющего маразматика-шестидесятника они, как в цветном калейдоскопе, по-прежнему ярки и подвижны, как прыгающие цветные стеклышки…

2007 г.

Угасшие непоминающие в беге времени. Опыт непоминающих и современность

Эти, первоначально небольшие, записки несколько разрослись, неожиданно для меня. Оказалось, что я помню кое-что, что все остальные постарались основательно подзабыть. Сейчас вспоминать о старой России и о ее людях невыгодно. Сейчас придуман очередной профанированный лубок, под который все подгоняется. Мы, шестидесятники, родившиеся до войны, помним от отцов и дедов, чем была старая Россия, как они все жили в двадцатые и тридцатые, самые глухие советские годы, ну, а что произошло позже — это мы сами знаем и помним. В нашей памяти запечатлен психологический опыт трех поколений — в этом особенность шестидесятников.

Старая Россия была очень своеобразной и разнообразной страной, и очень разнообразны и оригинальны были люди, ее населявшие. Сейчас большевизм подстриг под гребенку своих подданных, и оригинальных, штучных людей осталось не так уж много. А когда-то в России было весьма довольно ярких индивидуальностей, искавших свое место в мире. Одно дело — войти в толпу, где все одного роста и одного возраста, а другое дело — войти в гущу людей, где все разного возраста и роста. Наша семья принадлежала к среде московской внутренней эмиграции.

В Петербурге были свои внутренние эмигранты, пока город не уморили голодом, а в Москве — свои. До войны все надеялись на Антанту, на Францию, на Митрополита Евлогия, на остатки белых войск — придут, нас освободят. Но дождались только Гитлера, и в нем быстро разочаровались. Тибетский эзотерик не понял православной России и не поддержал ее в должном объеме и форме. Мы ведь тоже были имперской нацией. Когда-то.

Непоминающее движение и среда московских интеллигентов и дворян несколько отличалось от других ветвей катакомбников своим скрытым либерализмом, а в общем и оно было разнообразным. Очень непросто было тогда противостоять красному колоссу. Все очень боялись красного окружения, ия, мальчишка, усвоил, что нельзя ничего говорить при чужих. Пиком надежд были сороковые годы, когда пахло вторжением в Россию. После войны начался упадок непоминающих общин, а потом и их вырождение.

Я — свидетель именно этого печального периода упадка. Просто я вспоминаю, сквозь толщу лет, что были, были совсем другие люди, совсем по-другому, чем сергиане, верившие в Бога. Трагедия и наших ушедших, и нас всех в том, что была очень давно перервана пуповина с русским народом и старообрядчеством. А без этой подпитки все выродилось и захирело. Истоки этой трагедии России и православия лежат еще в синодальном периоде нашей Церкви, когда она стала во многом канцелярским учреждением Империи. Революция и большевизм усугубили и поляризовали эти процессы. У нас было и народное, пугачевского типа, восстание — погром и бунт разложившегося гарнизона в Петрограде, и большевистское сакральное строительство религии атеизма. Лениным и Сталиным было построено полностью ненормальное, преступное общество и государство.