Полное собрание рассказов

Немцы, которых мы видели, приближались к нам на велосипедах. Четверо. Они были жутко уставшими, но при этом заметно спешили. Не бойцы велосипедного отряда, а всего лишь немцы на украденных велосипедах. Ехавший первым заметил свежую кровь, потом повернул голову и увидел автомобиль в кювете, затормозил, перенеся вес на правую педаль. В это время мы открыли по ним огонь. Человек, пулей сброшенный с велосипеда, – всегда грустное зрелище, пусть и не такое, как подстреленная скачущая лошадь с всадником на ней или корова, которая получила пулю в брюхо, случайно попав на линию огня. Но когда в человека, едущего на велосипеде, стреляли с близкого расстояния – это брало за душу. Их было четверо, на четырех велосипедах. Да еще ты слышал жалкий звук, с которым велосипеды скатывались с дороги в кювет, и звуки тяжелого падения мужчин, и клацанье амуниции.

– Быстро их уберите, – приказал я. – И спрячьте их velos[154].

Когда я повернулся к дороге, дверь estaminet открылась, и из нее вышли двое гражданских в кепках и рабочей одежде, у каждого было по две бутылки. Они миновали перекресток и через поле направились к нам. В свитерах, старых куртках, штанах из рубчатого вельвета и сапогах.

– Держи их на прицеле, Рыжий, – приказал я.

Они приближались, а потом, когда подошли к траве, в которой мы прятались, еще и подняли бутылки над головой.

– Ради бога, ложитесь! – крикнул я, и они улеглись, поползли по траве, зажав бутылки под мышками.

– Мы ваши друзья, – просипел один пропитым голосом.

– Подползайте ближе, тупоголовые copains[155], чтобы мы вас получше разглядели, – ответил Клод.

– Мы ползем.

– И что вам здесь понадобилось? – спросил Онесим.

– Мы принесли маленькие подарки.

– Почему вы не отдали ваши подарки мне, когда я заходил к вам? – спросил Клод.

– Ах, ситуация изменилась, camarade[156].

– К лучшему?

– Rudement[157], – ответил первый подвыпивший camarade.

А второй, лежа и протягивая нам одну бутылку, спросил обиженным тоном:

– Разве нельзя поздороваться с новыми друзьями?

– Привет, – ответил я по-французски. – Ты хочешь сражаться?

– Если это необходимо. Но мы пришли спросить, можно ли нам взять velos?

– После боя, – ответил я. – Вы служили в армии?

– Естественно.

– Хорошо. Каждый берет по немецкой винтовке и по два подсумка с патронами. Отойдите по дороге на двести метров правее и убейте любого немца, который проскочит мимо нас.

– Мы не можем остаться здесь, с вами?

– Мы профессионалы, – ответил Клод. – Делайте, что говорит капитан.

– Идите вверх по дороге, найдите подходящее место и не стреляйте в нашу сторону.

– Наденьте эти нарукавные повязки, – Клод достал две из кармана, набитого нарукавными повязками. – Вы Franc-tireurs[158], – на том он и остановился.

– Потом мы сможем забрать velos?

– По одному на каждого, если сражаться не придется. По два, если кого-нибудь убьете.

– А деньги? – спросил Клод. – Они пользуются нашим оружием.

– Пусть забирают деньги.

– Они этого не заслуживают.

– Принесете деньги – и получите свою долю. Шевелитесь. Нищие вы мои.

– Они же паршивые пьянчуги, – пробурчал Клод.

– Алкоголиков хватало и при Наполеоне.

– Возможно.

– Точно. Можешь в этом не сомневаться.

Мы лежали в траве, и она пахла настоящим летом, и прилетели мухи, обычные и большие синие, закружили над кюветом, в который мы свалили мертвых, и бабочки садились у красных луж на черном асфальте. Желтые и белые бабочки теперь сидели около луж и полос крови оставшихся там, где тащили убитых.

– Не знал, что бабочки пьют кровь, – заметил Рыжий.

– Я тоже.

– Разумеется, когда мы охотились, бабочки не летали.

– Когда мы охотились в Вайоминге, суслики уже прятались по норам. Где-то с пятнадцатого сентября.

– Понаблюдаю, действительно ли они пьют кровь, – сказал Рыжий.

– Хочешь взять мой бинокль?

Какое-то время он наблюдал за бабочками.

– Так и не понял, пьют они ее или нет. Но она точно их интересует. – Тут он повернулся к Онесиму: – Паршивые крауты, Онье. Пистолет, бинокль. Чертовы rein[159].

– Хватит и без этого, – ответил Онье. – Денег предостаточно.

– Да только потратить их негде.

– Еще успеем.

– Je veux[160] потратить maintenant[161], – вставил Рыжий.

Клод открыл одну из бутылок, выдернул пробку, ввинтив в нее штопор бойскаутского немецкого ножа. Понюхал и протянул мне.

– Это же водка, – сказал он по-французски.

Другая группа оприходовала свою долю. Они были нашими лучшими друзьями, до тех пор, пока нас не разделили. Поменялись они не в лучшую сторону. «Ты слишком легко делишься, – сказал я себе. – Поаккуратней с этим».

Я глотнул из бутылки. Очень крепкий самогон, обжигал, как огонь. Я вернул бутылку Клоду, который передал ее Рыжему. Когда он выпил, на глазах у него выступили слезы.

– Из чего они это делают, Онье?

– Думаю, из картофеля и из обрезков лошадиных копыт перед ковкой, которые они берут в кузне.

Я перевел Рыжему.

– Я чувствую вкус чего угодно, только не картофеля, – ответил он.

– Они настаивают эту отраву в ржавых бочках и для крепости добавляют гвоздей.