Полное собрание рассказов

Наконец дождь перестал, но с гор наплывали большие, тяжелые облака. Мы ехали вдоль реки, и нас окружала прекрасная страна, и я никогда не видел ничего подобного, если не считать иллюстраций в книге у миссис Кенвуд, к которой мы ходили на воскресные обеды, когда жили у озера. Эта большая книга всегда лежала на столе в гостиной, и я пролистывал ее в ожидании обеда. Изображения на гравюрах очень напоминали то, что я видел из окна: река после дождя, горы, поднимающиеся к небу, серый камень. Иногда на другом берегу реки поезд мчался в противоположном направлении. Осень окрасила листья, и иной раз река едва виднелась сквозь деревья, но совсем не казалась старой, точно сошедшей с иллюстраций, наоборот, дышала жизнью, ощущалась тем местом, где ты можешь ловить рыбу, есть ланч и наблюдать за проходящим поездом. Но что-то в ней было темное, нереальное, чужое и старинное, и этим река напоминала иллюстрации. Возможно, потому, что дождь только-только закончился, а солнце еще не выглянуло. Когда ветер срывает листья с деревьев, они кажутся повеселевшими. И так приятно гулять среди деревьев, даже если они без листьев. Но когда листья сбивает дождь, они мертвые, мокрые, плоские, прилипают к земле, и деревья меняются, становясь сырыми и недружелюбными. С одной стороны, мне нравилась эта поездка вдоль Гудзона, с другой – она таила в себе слишком много неизведанного, и я мечтал о возвращении на озеро. Поездка эта вызывала те же чувства, что и гравюры в книге, и я словно переносился в комнату, где всегда разглядывал эти гравюры, мне казалось, что я нахожусь в чьем-то доме перед обедом и вокруг деревья. Мокрые после дождя, и я на севере, и осень уже закончилась, и за окнами мокро и холодно, и птицы улетели, и прогулки в лесу уже не в радость, и льют дожди, и хочется оставаться под крышей, у камина. Не стану утверждать, что тогда я обо всем этом думал, потому что тогда я ни о чем другом не думал, но река Гудзон и ее окрестности вызывали у меня такие чувства. Дождь может все сделать чужим, даже место, где ты живешь.

Черная задница на перекрестке дорог

Мы прибыли на перекресток дорог до полудня и по ошибке застрелили француза, мирного жителя. Он бежал через поле справа от нас, за фермерским домом, когда увидел первый подъехавший джип. Клод приказал ему остановиться, но он продолжал бежать через поле, и Рыжий застрелил его. Француз стал первым, кого Рыжий убил в этот день, и выглядел он очень довольным.

Мы все думали, что убитый – немец, переодевшийся в гражданское, но он оказался французом. Во всяком случае, документы были французскими, и в них значилось, что он из Суассона.

– Несомненно, он коллабо, – заявил Клод.

– Он бежал, правда? – спросил Рыжий. – Клод приказал ему остановиться на хорошем французском.

– Запишите его как коллаборациониста, – решил я. – Документы оставьте при нем.

– Что он делал здесь, если жил в Суассоне? – спросил Рыжий. – Суассон хрен знает где, в глубоком тылу.

– Он убегал от наших войск, потому что он коллаборационист, – объяснил Клод.

– У него злое лицо. – Рыжий смотрел на покойника.

– Ты его чуть подпортил, – указал я. – Послушай, Клод, положи документы на место и оставь деньги.

– Их возьмет кто-нибудь другой.

– Ты их не возьмешь. – Я покачал головой. – У краутов денег будет предостаточно.

Потом я показал им, куда поставить два джипа и где готовить позиции, и отправил Онесима через поле пересечь обе дороги, добраться до обшарпанного estaminet[148] и узнать, кто успел отойти по этой дороге. Но я и так знал, что отойти если и успели, то немногие, и по дороге справа. И я знал, что другим только предстоит отходить, поэтому еще раз проверил расстояния от дороги до организованных мною двух засад. Мы использовали оружие краутов, чтобы грохот выстрелов не вызвал тревоги, если кто и услышал бы их, то только приближаясь к перекрестку. Засады мы устроили за перекрестком, чтобы не загромождать его и не вызвать лишних подозрений. Мы хотели, чтобы перекресток они проскакивали быстро и продолжали движение.

– Это прекрасная guet-apens, – прокомментировал Клод, и Рыжий спросил, что это за слово. Я ответил, что всего лишь засада. Рыжий сказал, что должен запомнить это слово. Теперь наполовину он говорил на – по его разумению – французском и, дай ему волю, на половину вопросов отвечал бы – как он это себе представлял – на французском. Это было смешно и нравилось мне.

Стоял отличный день для позднего лета, и не было сомнений, что такая погода продержится недолго. Мы лежали в засаде, а два джипа стояли за кучей навоза. Большой кучей и очень плотной, а мы лежали в траве за кюветом, и трава пахла как обычно летом, и два дерева отбрасывали тень на каждую из засад. Возможно, я разместил людей слишком близко от дороги, но, с другой стороны, невозможно определить, насколько ты близко, если располагаешь немалой огневой мощью, а скорость движения цели велика. Сто футов – нормально. Пятьдесят – идеально. Мы находились чуть ближе. Разумеется, в такой ситуации кажется, что ты слишком близко от дороги.