В первом же заказном убийстве Десница проявил свой стиль. Кому-то потребовалось убрать некоего Скотти Дункана. Он много чего знал, и возникли подозрения, что имеющуюся у него информацию он сливает слугам закона. Десница потребовал «двести долларов аванса, деньги на отъезд и чек на двести долларов после выполнения заказа, отправленный в абонентский ящик на Главном почтамте Чикаго». Вроде бы получалась огромная сумма за то, чтобы отправить к праотцам одного человека, но Десница объяснил: «Согласиться или отказаться – дело ваше. Я за гроши не работаю. Наймите какого-нибудь дешевого козла, если хотите обломаться». Они согласились, потому что никому не хотелось, чтобы убийство Скотти Дункана, учитывая его связи в полиции, вывело на местную криминальную группировку.
Короче, вскоре после полудня, когда Скотти Дункан обычно выходил из ресторана «У Вольфа», куда постоянно заглядывал на ланч, Десница Эванс, хладнокровный, невысокого роста, чернявый, стоял в коридоре бара Хейфица, у приоткрытой входной двери. С неспешной точностью чемпиона по бильярду, выполняющего несложный удар, он достал из кармана грозного вида автоматический пистолет, выстрелил один раз, когда Дункан появился на другой стороне улицы, закрыв за собой дверь в ресторан, посмотрел, как Дункан падает на тротуар лицом вниз, а потом, сунув пистолет в карман, прошел к стойке бара.
Роки поставил перед ним бутылку виски, и Десница налил себе полстопки.
– Выстрел в голову, – доверительно объяснил он Роки, благо по предварительной договоренности бар пустовал, – так проще, а если пуля с мягким наконечником[210], можешь быть уверен, что дело сделано.
Он выпил виски, запивать водой отказался, взял шляпу с мягкими полями и длинное свободного кроя пальто с крючка на стене, подхватил с пола дорожную сумку и направился к черному ходу. «Эй, Десница! – прокричал Роки, выходя из-за стойки. – Я бы хотел пожать тебе руку!»
– Не называй меня Десницей, – ровным голосом ответил Эванс и открыл дверь, ведущую в проулок. – И я никому не пожимаю рук.
После этого город какое-то время Десницу Эванса не видел.
Изредка о нем появлялись разрозненные вести. Он объявился в Нью-Йорке. Кого-то пришил. Покинул Нью-Йорк. Никто не знал, где он. Полагали, что снова на Западе. Потом он убил человека в Новом Орлеане. Месяц или два о нем не слышали, после чего он объявился в Чикаго и снова кого-то убил. Всякий раз прослеживалась одна и та же схема. Десница Эванс появлялся в городе. За этим следовало убийство без свидетелей или со свидетелями, которые предпочитали держать рот на замке. Десница Эванс исчезал. Он работал по самым высоким ставкам, и работал один. Никому не помогал сам и ни с кем не делился своими заказами.
Представители древнейшей профессии не могли его зацепить, и единственной возможной слабостью была выпивка. Пил он слишком много. Но спиртное не оказывало на него видимого эффекта. Когда его соседи по барной стойке становились плаксивыми или драчливыми, он по-прежнему оставался Десницей Божьей, – смертоносным, как гремучая змея, непредсказуемым в своих намерениях.
Поэтому, когда Десницу увидели в баре Роки Хейфица после двух лет отсутствия, у тех горожан, которым стало известно о его приезде, возвращение Десницы вызвало массу догадок, испуг, а в двух случаях ледяной, парализующий ужас. Догадки, конечно же, строились на реалиях жизни: появление Десницы Эванса куда более верный знак того, что кто-то в самое ближайшее время умрет, чем почитаемый в Ирландии звук сирены воздушной тревоги. И все, кто знал ситуацию изнутри, гадали, кому суждено умереть. Ледяной, парализующий, высасывающий все соки страх испытывали Пинки Миллер и Айк Ланц. При этом радость переполняла сердце Джека Фаррелла.
Блестяще организованный уход Скотти Дункана не остановил утечки информации, которая грозила поставить под удар дамбу безопасности, защищавшую тех, кто предпочитал не афишировать свою деятельность, и внезапно прорвавшийся сквозь нее поток мог подхватить их и забросить в тюремную камеру. Пинки Миллер и Айк Ланц прекрасно понимали, как и почему их вечное молчание укрепит безопасность определенных лиц. Страх, что Десница Эванс появился в городе по их душу, пугала до тошноты, и они прекрасно помнили Скотти Дункана, лежащего на тротуаре перед рестораном «У Вульфа», с аккуратной круглой дырочкой во лбу и дырищей, через которую могло пролезть куриное яйцо, в затылке. В итоге они пошли к Джеку Фарреллу.
– Десница Эванс в городе, – сообщил Пинки, глядя через стол на мясистое, с тяжелой челюстью лицо Джека Фаррелла, царя полицейского участка на Пятнадцатой улице.
– Знаю. – Фаррелл аккуратно сплюнул в плевательницу, стоявшую в углу, и вновь сунул в рот сигару.
– И что вы собираетесь с этим делать? – спросил Айк.
– Ничего, – ответил Фаррелл, насмешливо глядя на них из-под седых кустистых бровей.
– Ничего, – чуть ли не выкрикнул трясущийся от страха Пинки. – Ничего. Он же приехал, чтобы грохнуть нас. И он это сделает. А вы говорите «ничего».