Полное собрание рецензий

Отвечают сразу два доктора. Один говорит: это ностальгия ветерана феодальных стычек по идеализируемому прошлому. Другой:

это просто средневековая поговорка, наподобие «дешевле пареной репы». Мгновенно покончив с первым, А. А. Зимин разворачивается ко второму: допустим, что поговорка, допустим. Но скажите – откуда в ней взялась резана? Эта денежная единица имела хождение в Новгороде, да и там к XII веку ее сменила куна. «Появление новгородской резаны в Слове о полку Игореве, если считать, что это произведение написано в конце XII века, да к тому же на юге Руси, – совершенно необъяснимо».

Короче, дело ясное, что дело темное.

То ли автор «Слова о полку…», найдя в «Задонщине» (конец XIV века) красивый звуковой ход: «Земля еси Руская, как еси была доселева за царем за Соломоном…» – повторил его, усилив (и наплевав на смысл оригинала: интонация дороже): «О Руская земле! Уже за шеломянем еси!»

То ли, наоборот, автор «Задонщины» ну очень неразумный хазарин.

В любом случае один из них был шепеляв.

И так далее. Не важно. Главное – запрета больше нет. Эта книга разрешает каждому думать как он хочет. Про все на свете. А также показывает любому желающему, какое это наслаждение, сколько в нем горечи.

Андрей Сахаров, Елена Боннэр. Дневники

Роман-документ. В 3 т. – М.: Время, 2006.

Конечно, я не собирался читать все подряд, от корки до корки: чуть не две с половиной тысячи страниц (изящное издание, между прочим). Не собирался – и не собираюсь – обсуждать характеры и отношения действующих лиц. Но нельзя же промолчать про такую книгу: прогляжу – и почтительно похвалю, – соображал я.

Однако же текст этих пухлых томиков впивается в вас, как вампир. Первый раз вижу, чтобы собрание реальных, довольно обыкновенных, без всякого блеска исполненных документов превращалось прямо у вас в руках, по ходу чтения, в настоящий роман – то есть в такую вещь, с которой нельзя расстаться, пока не узнаешь, чем все кончится.

Хотя, казалось бы, чего там узнавать: А. Д. умрет, Е. Г. уедет в Америку, вот и всё.

Это мучительное любопытство вызвано, вероятно, тем, что таких людей, как эти двое, вообще-то не бывает. Оба исключительно странные, причем бесконечно не похожи друг на друга. И чужды, как инопланетяне, окружающей среде. И буквально каждый день с утра до вечера только и делают, что совершают поступки, мотивированные чем угодно, только не житейским интересом.

А. Д. отчасти описан Достоевским в Мышкине, Набоковым – в Лужине. (Сходство поразительное и что-нибудь да значит.) Понятно, что наблюдать, как его мучают, – а его мучают почти все и почти все время, – нет никаких сил.

Так что выходки Е. Г. – раздражают они вас или восхищают – вносят освежающий комизм в атмосферу безнадежного абсурда.

Отнюдь не Настасья Филипповна (только этого не хватало). Из друзей Мышкина больше всех похож на нее поручик Келлер – помните? – боксер.

Надеюсь, она не рассердится на такую шутку. Как только не третируют ее в этом тексте – она все печатает слово в слово, брезгуя ретушью. И сама рассказывает о себе разное такое, о чем другой мемуарист (в особенности – дама) непременно бы позабыл. Не знаю, правдой ли вообще она так дорожит, или у нее завышенное чувство собственной реальности. Как бы там ни было, благородной отваги не отнимешь. Только такой человек и мог затеять подобную книгу и довести затею до конца.

Это семейная сага и политическая хроника. Семью оставим в покое. Политика представлена действиями ГБ (партии, правительства, милиции, суда, ОВИРа, жилконторы), АН (будем считать – интеллигенции) – ну и народа, само собой.

Из вязкого кошмара вытянем наудачу два-три звена.

Из ГБ в ЦК (20 апреля 1970 г.):

«В целях своевременного получения данных о намерениях Сахарова, выявления связей, провоцирующих его на враждебные действия, считали бы целесообразным квартиру Сахарова оборудовать техникой прослушивающего оборудования. Просим согласия.

Председатель КГБ Андропов».

(27 апреля наложена резолюция: «Согласиться. Л. Брежнев».)

Теперь насчет интеллигенции. Возьмем смешной эпизод: А. Д. составил Обращения – об амнистии, об отмене смертной казни, уговаривает приличных знакомых присоединить подписи. Те, конечно, увиливают и отлынивают (1972 год), но (драгоценная черта, и спасибо Е. Г., что ее сохранила!) – не под разными благовидными предлогами, а под одним и тем же: