«Модулем манеры становится постоянный персонаж, созданный тонко ветвящейся линией, весь состоящий из морщин, с акцентированными, иногда преувеличенными, разными ушами. Ветвистые линии являются формообразующим элементом, повторяются в одежде, в предметах, заполняющих паузы между персонажами, – сосудах, табуретках, стволах и ветвях деревьев. Персонаж воспринимается как нечто биологическое, способное распространяться, как растение, и одновременно одряхлевшее. Мир в целом предстает как обветшалый и погрязший в пороках. Позиция художника – воинствующее обличение с назиданием…»
Я позволил себе одну запятую вставить, одну убрать. А также не смог бы внятно изъяснить, что такое модуль манеры. Мне, как, вероятно, и вам, почти смешны акцентированные уши. Ветвистые линии в ветвях деревьев меня смущают.
Но почему-то – неизвестно почему – сквозь абзац, как будто буквы в нем стеклянные, различаю свойства фантазии незнакомого мне человека и даже очертания его судьбы.
Как хотите, а тут не без волшебства.
Раиса Кирсанова. Павел Андреевич Федотов (1815–1852): Комментарий к живописному тексту
М.: Новое литературное обозрение, 2006.
Я увидал ее в Москве, в гостях, уже уходя из одной знакомой квартиры, причем в день отъезда. Влюбился с первого взгляда, но она принадлежала другому, а для правильной охоты не оставалось времени. Однако и забыть не получалось. И я всем рассказывал, что вот, дескать, какую встретил и как хочется завладеть. И наконец один приятель разыскал ее, и привез, и оставил. И она стала моей. Насладился, но не расстанусь. Ну, разве что ненадолго одолжу почитать, и то лишь человеку надежному. (Хотя вообще-то в таких делах, вы же знаете, не стоит особенно полагаться ни на кого.)
Яркая обложка не обманула: внутри оказалось именно то, чего я ожидал и что искал в стольких книгах напрасно.
Хотя бывало, бывало. И случались, будем беспристрастны, восторги сильней: комментарий, скажем, Набокова к «Онегину», комментарий, скажем, Айзенштока к «Дневнику» Никитенко тоже давали стереоскопическое переживание несуществующих объектов.
Несуществующих, но действующих. Как хороший автор, который мало ли что умер. Или как персонаж, когда не все равно, чего ему надо. Или как пистолет у персонажа в руке.
Пообращаться с нарисованными вещами как с реальными. Сочинить отрывок из энциклопедии жизни, например русской. (Хотя не обязательно: см. комментарий Шпета к «Запискам Пиквикского клуба».) До чего же отрадно, что на свете есть люди, которые на это способны. Которые владеют своей специальностью (действительно своей – лично и только им принадлежащей) вполне, до последних тонкостей.
И предаются ей, как игре, – то есть всерьез абсолютно.