Т`ак хочется сказать о звуковом колорите тридцать второй песни «Inferno»
. М. абсолютно точно определяет звуковой колорит всей песни, на который Данте «настраивает» с самой первой строки; XXXII песнь начинается с условного союза «если»: S’ïo avessi le rime aspre e chiocce... (Вторую часть этого предложения: «<я> выжал бы сок из моего представления, из моей концепции» М. уже цитировал в гл. II, когда говорил о соотношении «формы» и «содержания» у Данте). Лозинский это перевел так: «Когда б мой стих был хриплый и скрипучий...», точно передавая смысл и повторяя синтаксическую связь двух прилагательных-определений, которыми Данте характеризует стихи (rime), подобающие содержанию данной песни (описанию «зловещей дыры»). Однако однородные члены — aspre и chiocce — являются разнородными по значимости; aspro — это риторический термин (лат. asperitas ‘суровость’), определяющий общий стилистический регистр: суровому стилю полагается быть отрывистым и неблагозвучным, второе определение chioccio ‘хриплый, резкий’ (о голосе) — это звукоподражательное слово, которое изображает требуемое неблагозвучие своей «птичьей» семантикой (chioccia ‘квочка’, chiocciare ‘квохтать, клохтать’). Rime — это и стихи и рифмы. В «Пире» Данте дает такое толкование этого слова: «надо иметь в виду, что «рифму» можно рассматривать двояко, а именно в широком и в узком смысле: в узком смысле под рифмой разумеется собственно та согласованность (concordanza), которой обычно добиваются в последнем и предпоследнем слоге; в то время как в широком смысле — вообще всякая речь, упорядоченная количеством и длительностью, которая подчинена рифмованным созвучиям (rimate consonanze)... А названа она «суровой» (aspra) по отношению к произносимому звуку, которому для такого предмета (materia) не пристало быть мягким (leno)» (Conv. IV, II, 13). Буквальный перевод ст. 1: ‘если бы мой суровый стих мог квохтать рифмами’. Так что славянская «утка» (см. ниже) «раскрякалась» у М. совсем не случайно.
. М. выписывает подряд редкие рифмы с губным (лабиальным): -bb- / -b- из Inf. XXXII (стихи 5–15): 5–7–9–11–13–15; рифмы -abbo и -ebe больше в «Комедии» нигде не повторяются; последнее слово в этом ряду — «converrebbe» — «подобало бы» не находится в рифме, оно предшествует цитируемому скоплению губных рифм в ст. 2, который поясняет ст. 1 (если бы мой суровый стих мог...) ‘что подобало бы зловещей дыре (tristo buco)’. М. использует слово «губная» как своеобразную цитату из фонетической терминологии; в стихах М., где слово «губы» весьма частотно и значимо (как метонимия поэзии), прилагательных от этой основы (ср. в «Разговоре»: губная музыка, губастый глаз) нет, кроме одного случая, относящегося, как и в нашем контексте, к музыке: «То слышится гармоника губная, / То детское молочное пьянино» («Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето...», 1931).
Выдергиваю одну только ниточку: «cagnazzi» — «riprezzo» — «guazzi» — «mezzo» — «gravezza»
... Рифмы из Inf. XXXII, стихи 70–71–72–73, последнее слово в этом ряду — «gravezza» ‘тяжесть’ (ст. 74) не стоит в позиции рифмы: al quale ogne gravezza si rauna ‘где все тяжести собираются’.