Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 2

...расчлененные и достигающие драматической оперной зрелости, как, например, знаменитая кантилена Франчески. Кантилена (от лат. cantilena ‘пение, напев’) — в романском средневековом фольклоре короткая лиро-эпическая песня с музыкальным сопровождением. Пятая песнь «Ада» — благодаря рассказу, поведанному Франческой из Римини (Inf. V, 88–107), — стала самой известной из всех ста песен «Комедии», она давно выделилась в отдельное произведение, ее чаще других переводили и издавали, включая в различные сборники и антологии. История любви Франчески и Паоло отражена едва ли не во всех жанрах и видах искусств: в поэзии, прозе и драматургии, в живописи, графике и скульптуре, в музыке (симфоническая фантазия П. И. Чайковского, 1876), в опере и балете (известная постановка Фокина на музыку Чайковского), в кинематографе (шесть экранизаций только в эпоху немого кино — с 1907 по 1922 г.). Из оперных произведений главным событием русской музыкальной культуры начала XX в. стала «Франческа да Римини» Рахманинова (1904, исп. 1906), композитор был в это время дирижером оркестра в Большом театре; в Петербурге она шла с участием Шаляпина. Рахманиновскую «Франческу», по всей вероятности, М. и считает вершиной «оперной зрелости». Самой ранней в этом жанре была немецкая опера Г. Гёца (1877), французская опера А. Тома поставлена в 1882 г., итальянская Р. Дзандонаи (по мотивам одноименной трагедии Д’Аннунцио, 1902) — в 1914 г., в России (до Рахманинова) в 1902 г. была поставлена опера Э. Ф. Направника. Замечательно, что наши дантоведы понимают «оперную зрелость» буквально, будто это качество относится к самой «Комедии», и хвалят М. за это «открытие», так комментируя его слова: «О рассказе Франчески написано уже много. На сюжет этого рассказа написаны оперы (Направник, Рахманинов), симфонические произведения (Чайковский, Лист), но до Мандельштама еще никто не говорил, что именно в «Божественной комедии» уже созрел оперный жанр, только на рубеже XVI и XVII столетий, как обычно утверждают, возникший в творчестве мастеров флорентийской камераты...». (70, с. 216). Далее дар Данте и Мандельштама, их умение предвидеть развитие оперного жанра подтверждается цитатой о дальновидности Фаринаты.

Тридцать третья песнь «Inferno», содержащая рассказ Уголино о том, как его с тремя сыновьями уморил голодом в тюремной башне пизанский архиепископ Руджери (Inf. XXXIII, 22–87). История Уголино графа делла Герардеска (ум. 1289) достаточно хорошо известна и подробно освещена в комментариях к «Комедии»; для современников Данте исход политических событий в мятежной Пизе был недавней историей. Флорентийский хронист Дж. Виллани пишет, что об этом говорил «весь свет», и, по его мнению, Уголино своими поступками заслужил такую кару, а вот то, что вместе с ним в башню заточили двух его сыновей и двух внуков (сыновей его старшего сына), свидетельствует о безмерной жестокости пизанцев, которые обратили свою ненависть на невинных детей (Cronica VII, 121, 128). Уголино был заключен в башне замка Гваланди в Пизе, где спустя несколько месяцев все пятеро умерли голодной смертью, но до встречи с Данте никто еще не знал эту историю изнутри, со слов Уголино: «Но ни один не ведал современник, / Про то, как смерть моя была страшна» (Inf. XXXIII, 19–20); дальше идет его рассказ о последних днях заточения. В рассказе от первого лица степени родства, естественно, не уточняются, Уголино всех четверых называет ласкательно mie(i) figliuo(l)i ‘мои сынки’ или ‘детишки’ (как и рус. обращение «сынок», это слово не обязательно надо понимать как точную степень родства), но то, что их четверо, а не трое, явствует из текста «Комедии»: все четверо названы по имени, ср. также «четыре личика» (ст. 57).

В мире не существует силы, которая могла бы ускорить движение меда, текущего из наклоненной склянки. Тягучесть меда соотносится у М. с речью в ст-нии «Золотистого меда струя из бутылки текла...» (1917) и в «Шуме времени»: «Русско-еврейский фольклор Семена Акимыча в неторопливых, чудесных рассказах лился густой медовой струей».

...бездумные солнечные часы и бывший наблюдатель теневой палочки. «Теневую палочку» — тень на циферблате солнечных часов — можно рассматривать как инверсию по отношению к измерению времени Уголино: он считает время, проведенное в заточении, по количеству лун, которые ему «показала» узкая прорезь в стене башни (breve pertugio, см. ниже). Ср. в ст-нии Ахматовой «Ленинград в марте 1941 года», которое начинается словами «Cadran solaire» (солнечные часы) в соседстве со словами «Как щелочка, чернеет переулок».