Белицкий и новый зав редсектора выписали мне все деньги по очередной работе (последние 200 р.). Очень внимательны, правда? Я теперь опять стенографирую дома: это очень удобно: 2 часа — 20 стр<аниц>, а потом правлю, а весь день хоть гуляй. Сегодня первый весенний день. Всё растаяло. Припекало даже, особенно в кабинете у Горлина было жарко-жарко... Мне портной за 2 р. 50 к. починил штаны, но срезал красоту: нижние завертушки... Собираюсь покупать ботинки. А тебе, Надик, не надо ли чего? Напиши своей Няне: она тебе привезет. Это правда, Някушка, я привезу часы, колечки и подарочек, какой ты скажешь. Нануша, скажи, у тебя устроилось с Тарховой? Неужели нельзя к весне найти другого места (если так плохо)? Только осторожно, милый. Не рискуй.
Дружочек мой нежный! Прошу тебя, пришли мне температурную кривую,
Родная, ангел мой, я слышу дыханье твое, как ты спишь и во сне говоришь. Я всегда с тобой. Я люблю тебя, Надинька, люблю тебя, жизнь моя. Господь с тобой, дружочек мой. Будь весела, женушка моя. Твой муж. Твой Нянь. Твой Окушка глупый. Ну, до свиданья, нежняночка. Люблю.
83. Н. Я. Мандельштам
Родненькая, как я, наверно, тебя растревожил! Я не писал по глупости, по бестолковости. Хотел исправить телеграммой, а вышло еще хуже. Деточка, поверь, мне хорошо, т. е. насколько может быть хорошо без тебя, т. е. ужасно. Я живу спокойно, уютно. Всё у меня ладится. Я здоров. Никто меня не раздражает, но я не могу больше этого выносить и вырвусь к тебе, как сумасшедший, при первой возможности. Маленькая Надинька, кривуша родная, я всё вижу твою фигурку на солнышке зажмуренную. Ты такая смешная, чудная, когда идешь одна... Дета моя, не надо огорчаться, надо еще потерпеть недельку-другую — и мы будем опять вместе. Как я мог, Надичка, без тебя целый месяц? Я сам не понимаю. А ты, дочурка? Вот что я сейчас делаю:
Я теперь даже к Горлину редко хожу. Два раза в день, в
Родная моя, родная! Слушай, мой кроткий, овечинька, заинька: ты мне, знаю, не веришь, а я тебе: я не болел, и переутомленья с последствиями тоже не было. Я живу ритмично, работаю охотно. Верь мне. Это так. Но что я с тобой сделаю!? Ты за подснежничком далеко ходила? Ты устала? А пуз не болит? А тура?
Дома нет никого. Женя ушел. Бабушка ушла к Радловым. Татька пришла ко мне на диван, и я ей читал «Шары» и прочее. Она же пела «Кухню». Говорила разные сентенции: «Взрослым от шалостей одни неприятности» и т. д. Деда ходит и ищет папирос, которых вообще нет. Сегодня к нему подошел посланец из Риги от «Германа», некий провизор — друг детства, тоже Мандельштам. Папу серьезно зовут в Ригу. Виза и проезд теперь необычайно доступны и дешевы. Мы решили обязательно его весной отправить... Весной! Ах, Надик мой, иностранец из-под развесистой ялтинской клюквы! 10° мороза ты принимаешь за 10° тепла. У нас здесь 1 марта зима вовсю: – 5–6°, а не +. Зима всюду, детик мой. До весны еще месяц. Дружочек, скажи мне, отчего ты не сообщаешь своей туры в каждом письме? Надик, почему ты так делаешь?
Надичка, когда я скажу твое имечко, мне весело. Ты моя. Я тебя люблю, как в первый — первее первого — день. Мне легко дышать, думая о тебе. Я знаю, что это ты научила меня дышать. Как я побегу к тебе в горку! (Я ведь теперь могу и в гору бегать.)
Во вторник я выясню вопрос с антитироидином. Я тебе завтра вышлю перевод «1002 ночи». Здорово сделано. Приятно перечесть. Это мы с Анькой делали. Подошел деда: тебе кланяется.
Надюшок, скажи, пожалуйста, снимать домик в Царском или нет? Бен говорит, что это нужно делать в марте.
Надик, голубка моя, любовь моя — до свиданья. Я на ночь целую тебя в лобик и говорю: храни, Господи, Надиньку.
Твой Нянь.
Надик! Люби меня. Надик! Я твой.
Нянь
84. Н. Я. Мандельштам
5 марта