Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 3

Сегодня Федин спросил: сколько я хочу за книгу стихов? Сказал: 600 р. Посмотрим. Это ерунда. «Прибой» начнет платить, очевидно, во вторник. Знаешь, Надик? Положенье наше в начале марта будет ничуть не худшим, чем в октябре.

Если тебе хорошо — не уезжай из Ялты. Мы еще с тобой погуляем, родная.

Надик родной, целую: пора сдавать письмо.

Няня

77. Н. Я. Мандельштам

Из Ленинграда в Ялту, 19 февраля 1926 г.

Пятница

Родная моя! Я сижу в маленькой людской — потому что здесь «уютненькей» — и кончаю буквально последние 5 страниц проклятого немца. Как меня душила и тебя, мой маленький, эта работа! Завтра я о ней забуду. Утром я еще ездил на Лиговку к машинистке. К трем часам заехал в Гиз. Зашел в комнатку к Федину и Груздеву. Они как раз заполняли бланки с предложеньями книг: я мельком прочел: «один из лучших совр<еменных> поэтов». Стараются! В числе других пробуют протащить «Рвача» Эренбурга. Надик! Надоело мне это проталкиванье и протаскиванье! Эти няньки и спасители-охранители! Мне грустно, деточка моя.

Горит красная лампочка, и Надежда поет «Кирпичики». Мне не мешает. Подошел деда и развил план насчет замши: нужно ему написать «доклад». Татуся вся в ветряных оспинках. Замучила свою бабушку, требует: играй. А у меня требует «Трамвая», зачем я у нее отнял — для тебя, Надик.

Сегодня от тебя не было письма. Что с тобой, Надик? Ответь своим голоском! Как турушка? Не болит или болит? Ведь у тебя уже «десять дней». Надик, я совсем не представляю себе, как ты живешь! Следит ли за тобой врач? Это необходимо.

Сегодня вечером, отправив это письмо, я зайду к Бену. Все ужасно боятся, чтоб я к тебе <не> сбежал: неблагоразумно. Ты, родненькая, не беспокойся: я это сделаю лишь тогда, когда можно будет. Как взрослый! Первую неделю, Надик, я прохворал — очень легко, — простудой. От нее сейчас нет и следа. Вот я говорю с тобой и не знаю, как тебе?

Голубок-младшенький, кинечка родная — ты не хочешь в Ялте? Нет? А у тебя, скажи, весна? «Тёпа»? Ты просишься в сырость, в снег... Не надо, Надик... Киев хорош в апреле. Через неделю твоя Няня заключит свои договоры и скажет: может ли он приехать? Надик, у тебя никого там нет? Ласковый мой, ручной, о чем ты думаешь? Митя ли тебя мудрости учит? В карты тебя мучают? Родненькая, в Ялте, наверно, длинные светлые дни. Надик, я хочу увидеть нашу комнату-фонарь, пустить зайчика в большевиков, полежать на постели узенькой и твердой. Я, родная, сплю теперь просто: не думаю о сне. В час засну. В семь проснусь. А ты, Надик, хорошо? Звереныш худенький! Несдобровать тебе. Будут от меня телеграммы. Сколько тебе надо денег? У меня будет «порядочно». Прямо забросаю. Все твои письма, родная, я ношу всегда с собой. На ночь говорю: спаси, Господи, Надиньку! Еще: пришли мне последнее письмо твоей мамы. Я их всегда ведь читаю. Целую волосенки, и лапы, и лобик, и глазы. Мне грустно без тебя. Надик светленький, ответь мне.

Люблю Надю. К тебе. К тебе.

Нянь

78. Н. Я. Мандельштам

Из Ленинграда в Ялту, 22 февраля 1926 г.

Телеграмма

Целую мою Надиньку совершенно здоров пишу обеспечен работаю собираюсь приехать пока оставайся Ялте Киеве холодно

Няня

79. Н. Я. Мандельштам

Из Ленинграда в Ялту, 22 февраля 1926 г.

Надинька, радость моя, сейчас послал тебе телеграмму — очень бестолковую, но ты ведь всё понимаешь. Не уезжай, голубка, из Ялты. Может, я к тебе приеду. Ты не знаешь — забыла, — как холодно на свете и как сыро! У тебя здесь уголочек оранжерейный. По всей России и на Украине — то мороз, то грязь и оттепель. От такого перехода, Надик, никому не поздоровится... Даже я первое время прохворал. Давай дождемся — ну хоть апрельского тепла, чтоб каблучками по сухим тротуарам? Да, Надик? Слушай, ты, беленький, — ты правда герой? Где твоя тура? Дета моя, я хочу тебе жаловаться и начну с того, что у Жени дают по утрам ужасный кофий, такой мерзкий, что никаким сахаром его не заглушишь. А больше, пожалуй, не на что. Деда требует, чтоб я с ним «занимался», а Женя — его никогда нет дома. По целым дням я в «пустой» квартире с Татькой и М<арией> Н<иколаевной>. С ней очень легко себя чувствуешь: славная бабушка. Все мои выходы, родная, к машинисту — теперь у меня «дяденька» — и Горлину. «Прибою» очень понравился наш переводик. Они за мной немножко ухаживают, идиотушки. Просят работать.

Надик, мы как птицы кричим друг другу — не могу — не могу — без тебя! Вся моя жизнь без тебя остывает, я чужой и ненужный сам себе. Я твою телеграммку положил под щеку третьего дня и так вечером, уставши, засыпал... Татькина «оспа» проходит. У меня была лет 20 назад — не заражусь! Вместо тебя, родная, я жалуюсь Татьке. Она делает серьезное личико и говорит: «Дядя Ося, ну поезжай к тете Наде, я тебе тут никак не могу помочь!»