Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 3

...я должен ждать ответа Бухарина. Я у него был вчера. Николай Иванович Бухарин (1888–1938, расстрелян) в 1923 г. был членом ЦК ВКП (б), редактором газеты «Правда», членом исполкома Коминтерна. Н. М. вспоминала: «В 22 году О. М. хлопотал за своего арестованного брата Евгения. Тогда-то он в первый раз обратился к Бухарину. Мы пришли к нему в “Метрополь”. Николай Иванович немедленно позвонил к Дзержинскому и попросил принять О. М. Свидание состоялось на следующее утро. О. М. вторично вошел в учреждение, которому Блюмкин предсказал такую великую будущность, и мог сравнить период революционного террора и эпоху зарождавшейся государственности нового типа. Дзержинский еще не отступился от старого стиля. Он принял О. М. запросто и предложил взять брата на поруки. Это предложение, правда, было подсказано Бухариным. Сняв телефонную трубку, Дзержинский тут же дал соответствующее распоряжение следователю. На следующее утро О. М. отправился к следователю и вышел оттуда полный впечатлений. Следователь был в форме, при оружии, с телохранителями. “Распоряжение получено, — сообщил он, — но брата вам на поруки мы не отдадим”. Причина отказа: “Нам неудобно будет вас арестовать, если ваш брат совершит новое преступление”... Из этого явствовало, что какое-то преступление уже было совершено. “Новое преступление, — сказал, вернувшись домой, О. М., — из чего они его сделали?” Доверчивости у нас не было никакой, и мы испугались, что Евгению Эмильевичу собирались что-то “пришить”. Нам пришло в голову, что свое телефонное распоряжение Дзержинский отдал таким тоном, который не обязывал следователя ровно ни к чему.

Форма отказа еще звучала вполне любезно — вас, мол, не арестуем, — но общий тон, вся эта помпа с вооруженной охраной, таинственность и запугиванье — “совершит новое преступление” — всё это звучало уже по-новому. Силы, вызванные к жизни старшим поколением, выходили из предначертанных им границ. Так созревало наше будущее, отнюдь не похожее на террор первых дней революции. Даже фразеология вырабатывалась новая — государственная. Как ни страшен террор первых дней, его нельзя сравнить с планомерным массовым уничтожением, которому мощное государство “нового типа” подвергает своих подданных согласно законам, инструкциям, распоряжениям и разъяснениям, исходящим от коллегий, секретариатов, особых совещаний и просто “сверху”.

Узнав от О. М. о приеме у следователя, Бухарин взбесился. Реакция была настолько бурной, что мы поразились. А через два дня он приехал к нам сообщить, что никакого преступления — ни старого, ни нового — нет и Евгений Эмильевич будет выпущен через два дня. Эти добавочные дни понадобились для завершения и оформления дела о несовершенном преступлении» (29, с. 58).

Е. Э. Мандельштам вспоминал, что «Сталин, после процесса ЦК с.-р., решил такой же процесс провести с ЦК и активом меньшевиков. Было дано указание по имеющимся спискам арестовать по всей стране тех, кто числился в меньшевиках, отобрать из их числа наиболее активных и отправить в Москву, где велась подготовка к процессу. Вот почему определенная группа была подготовлена в Петрограде и я попал в нее. Напомню, что мой второй арест тоже был связан с тем, что ЧК считала меня меньшевиком, и тогда удалось благодаря Джанелидзе вытащить меня из тюрьмы и убедить ЧК, что я не меньшевик и никогда им не был. <...> Узнав, что я свободен, Бухарин попросил Осипа прислать меня к нему, чтобы познакомиться, услышать от меня объяснения причин моего ареста и составить себе личное впечатление. Жил тогда Бухарин в гостинице “Метрополь” на Театральной площади. Он занимал во втором этаже обычный, правда, большой номер, никакой охраны, никаких пропусков, полная доступность. Я постучал в дверь, вошел. Меня встретил простой и доброжелательный, невысокий, спокойный человек, с хорошей доброй улыбкой. Он расспросил меня о семье, о работе в институте, захотел узнать о причинах прежних арестов. Я чувствовал себя легко с этим человеком, и за получасовой разговор, располагавший к откровенности, он узнал то, что ему хотелось, а я ушел от него с чувством благодарности за доверие и поддержку, которую он мне оказал» (27, с. 156–158).

Зиновьев Григорий Евсеевич (1893–1936, расстрелян), в 1923 г. — председатель Петроградского Совета, член Политбюро ЦК.

45. Б. В. Горнунгу

СС 3. Т. 4. Автограф (семейный архив Б. В. Горнунга). Датируется на основании воспоминаний Л. В. Горнунга и данных архивов, см. ниже.

Борис Владимирович Горнунг (1900–1976) — литературовед, сотрудник Государственной академии художественных наук и участник Московского лингвистического кружка, членом которого состоял и М. О личном знакомстве с ним см. архивные материалы, опубликованные М. Б. Горнунгом: Сохрани мою речь. М., 2000. Вып. 3, ч. 2. С. 151–163.