Читаем Полное собрание сочинений. Том 17 полностью

Ягужинской. В одно время, государь сказал деньщику своему Ягушинскому: — хочешь ли получить нынешний день знатный подарок? — «Кто б сего не хотел?», отвечал Ягушинский. «Так слушай же: старикъ Репнинъ ныне не домогает; поезжай к нему и спроси от меня о здоровье; но умей угодить старинной его боярской суетности; оставь лошадь у ворот, и взойди на двор пеший и без шляпы». Ягушинский точно поступил по сему наставлению. Князь [в конце беседы с Ягушинским, который все время вел себя раболепно], обратясь к дворецкому своему, сказал ему: «Поди в таком то шкафе и ящике лежит мешечек с червонными; возьми и принеси его ко мне». [561—563] Граф Павел Иванович Ягушинский, высокого роста, приятной наружности, знал многие иностранные языки; с добрым сердцем соединял нрав веселый, пылкий; любил музыку и отличался честолюбием и неумеренным употреблением горячих напитков. Тогда вежливость и любезность его исчезали, и он переступал границы должного приличия. Пьяница, красивъ, ловкій, образованный, [574] развелся съ женой по причине задумчивого и странного ее нрава. Она грустна. [569]

еофанъ Прокоповичъ. Базилианский орден отправил его в Римскую Академию. Там продолжал он ученье три года, но, не кончив курса наук, возвратился в Польшу. Въ Рим воспитанъ. [605] Возведенный в звание Префекта Академии он заменял собой нескольких преподавателей; обучал физике, арифметике и геометрии, [606] математикъ, [знал] два Европейскихъ [языка] Греческій, Латинскій, [а также] Еврейскій.


[Соловьев. История России, т. XVI. М. 1866.]

Феофан должен был принять на себя составление регламента для новой коллегии. Современники передавали следующий разговор Петра с Феофаном. Петр: «Скоро ль ваш патриарх поспеет» (регламентъ)? Феофан: «шью рясу». Петр: «а у меня шапка для него готова». [361]

[Бантыш-Каменский. Словарь достопамятных людей. Ч. III. Спб. 1847.]

Стефан в звании Президента продолжал преследовать Феофана, донес на него Петру Великому, что он живет соблазнительно, проводит время с иноверцами в гульбе и пьянстве, вызвался доказать это на деле. Однажды в полночь, когда иностранные министры ужинали у Феофана, Стефанъ Яворскій привелъ Петра в то самое время, как гремела музыка и онъ съ бокаломъ готовился пить. Феофан не оробел: дал знак, что бы музыканты умолкли, приподнял бокал; произнес громогласно: «се женихъ грядетъ в полуночи, и блажен раб его же обрящет бдяща». Феофан осмелился предложить и Петру Великому кубок. Петръ принял его из рук хозяина и остался. [608—609] Сохранилось предание, что в последние минуты жизни, [Феофан] приставил ко лбу указательный палец и произнес: «Главо. Главо! Разума упившись, куда ея приклонишь?» [624]

Курбатовъ честенъ, уменъ.


[Соловьев. История России, т. XV. М. 1865.]

Стефанъ Яворскій. Петр нашел в Стефане человека, какой ему был нужен в великой России, и потому он велел патриарху поставить его в архиереи на одну из ближайших к Москве епархий. В марте же очистилось место митрополита Рязанского, и Адриан объявил Яворскому, чтоб готовился к посвящению. Нейдетъ на посвященіе. Патриарх рассердился, не велел пускать Стефана из монастыря и дал знать царю. Тот велел спросить у Стефана, что за причина такого поступка? Стефан написал: «1) Къ Митрополиту Кіевскому вернуться [надо]. Онъ слабъ, 2) правила св. отцев не повелевают, живу сущу архиерею, иному касатися епархии — духовное прелюбодйство. Рязанский Архіерей еще живъ, 3) изощренный завистью язык многие досады и поклепы на меня говорил: иные рекли, будто я купилъ себе архиерейство за 3000 червонных золотых. 4) Не приготовился на такую высокую степень» [119—120]


[Соловьев. История России, т. XVI, М. 1866.]

Въ сущности боялся. Все просится домой, боится: Грубость не понимаетъ. Мусинъ Пушкинъ жаловался на Стефана: «И так во нраве своем переменился, [как] изъ Кіева пріхалъ, что никто угодить не можетъ. [24—25]

Стефан подписывался: верный подданный, недостойный богомолец, раб и подножие, смиренный Стефан пастушокъ резанскій. [25]

Проповдываетъ противъ царя (желчный). В церкви присутствовали сенаторы; на другой день они явились к митрополиту с упреком за возмутительную для народа и оскорбительную для царской чести проповедь. Петр не считал проповедника обязанным щадить слабости и пороки сильных; но заметил, что Стефан не соблюл евангельского правила, повелевающего сначала обличить наедине, потом со свидетелями. [354]

Митрофанъ Воронежскій.


[Соловьев. История России, т. XV. М. 1865.]

Головкинъ. Головкин был один из самых приближенных людей к Петру с его малолетства. Давнишняя дружба. Писал к Петру шутливые фамилиарные письма, например: «Пожалуй, хотя по строчки пиши о своем здоровьи; можешь то рассудить, что того желаю, а мы с Павлюком живемъ, да рдьку жуемъ. [200]

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман