Полное собрание сочинений. Том 17

Из приведенных записей следует, что в 1870 г.: 1) Толстым усиленно изучалась эпоха Петра (в особенности труды Устрялова и Соловьева, извлечения из которого, различным образом систематизированные, составляют целую пачку бумаг, сохранившихся в архиве); 2) Толстой сосредоточенно размышлял над общими историческими предпосылками эпохи и выяснял задачи своей предполагаемой «поэмы в прозе», как называла С. А. Толстая этот труд. Эти исторические размышления Толстого, перенесенные на другую эпоху, представляют собою продолжение рассуждений из области философии истории, которыми замыкается последний том «Войны и мира». Мысль о невозможности научно «описать жизнь не только человечества, но одного народа» («Война и мир» т. IV, настоящее издание — т. 12, стр. 296) явилась отправным пунктом для приведенной выше записи под 5 июня 1870 г. 3) Кроме этих подготовительных занятий Толстым за 1870 г. был написан ряд приступов из эпохи 1689 г.¹²⁰⁷

За 1871 г. мы не имеем свидетельств о продолжении работ над историческим романом. В это время Толстой был отвлечен изучением греческого языка и началом работ над «Азбукой».

Имеется лишь следующая запись С. А. Толстой под 27 марта 1871 г.: «Мечтает написать из древней русской жизни».

За 1872 г. и начало 1873 г. сохранились разнообразные сведения о занятиях Толстого над романом времен Петра, которые за данный промежуток времени развивались с наибольшей интенсивностью. У самого Толстого в его Записной книжке под 18 (16) января¹²⁰⁸ мы находим следующую запись: «Гости угостили войска под Кожуховым. Лефорт. Posselt, II т. 213 и далее: стреляли и ранили». Эта запись позволяет приурочить к январю и следующим месяцам 1872 г. составление начал, относящихся ко времени Кожуховского похода (потешная война 1694 г.). Стр. 213 Поссельта начинается со слов: Der 4 October war der St. Franciscus-Tag, Lefort’s Namensfest. Der Zaar und die Officiere der verschiedenen Truppenk"orper waren bei ihm zum Mittagsessen versammelt. Срв. вариант № 14: В Кожухове, слышно было, гулял любимец царский Лефорт, Франц Иванович, и угощал на именинах царя и всех придворных. Срв. также вариант № 11. Эта группа «Кожуховского похода» состоит из восьми начал (№№ 10—16).

20 февраля Толстой писал А. А. Фету: «Я кончил свои Азбуки, печатаю и принимаюсь за задушевное сочинение, которое не только в письме, но и на словах едва ли расскажу, несмотря на то, что вы тот, кому можно рассказать».¹²⁰⁹

16 марта Толстой в досаде, что печатание Азбуки идет черепашьими шагами, жалуется Фету, что «Азбука моя не дает мне покоя для другого занятия».

О том, с каким интересом Толстой приступал к роману времен Петра, свидетельствует его письмо к гр. А. А. Толстой от марта того же года: «Теперь я начинаю новый, большой труд... Я теперь вообще чувствую себя отдохнувшим от прежнего труда и освободившимся совсем от влияния на себя своего сочинения [В. и м.?] и главное освобожденным от гордости, от похвал. Я берусь за работу с радостью, робостью и сомнениями, как и в первый раз».¹²¹⁰ Для своего романа помимо чтения исторических книг Толстой начинает привлекать новые материалы. В письме от 5 июня той же гр. А. А. Толстой Лев Николаевич пишет: «Надеюсь, что Илье Андреевичу лучше... Очень благодарен зa его приписку. Сведения эти для меня очень важны, но хотелось бы знать их источник. Еще не знает ли он или вы чего-нибудь о наших предках Толстых, чего я не знаю. Мне помнится, граф Илья Андреевич собирал сведения. Если есть что написанное, не пришлет ли он мне. Самый темный для меня эпизод из жизни наших предков, это изгнание в Соловецком, где и умерли Петр и Иван. Кто жена Ивана (Прасковья Ивановна, рожд. Троекурова)? Когда и куда они вернулись? — Если бог даст, я нынешнее лето хочу съездить в Соловки. Там надеюсь узнать что-нибудь. Трогательно и важно то, что Иван не захотел вернуться, когда ему было возвращено это право. Вы говорите: время Петра не интересно, жестоко. Какое бы оно ни было, в нем начало всего. Распутывая моток, я невольно дошел до Петрова времени, — в нем конец».¹²¹¹ В соответствии с запросом к гр. А. А. Толстой мы находим следующие записи в черновых бумагах Толстого: «Что известно о Иване Андреиче Толстом. Можно ли его героем? и его племянника?» И далее: «Петр Толстой. Сослан в Соловец с сыном, там умер». Но как не состоялось поездки Толстого в Соловки, так мы не обнаруживаем никаких набросков об Иване Толстом. Лев Николаевич, очевидно, пришел к отрицательному выводу относительно возможности изобразить этого своего предка героем романа, но продолжал им интересоваться, о чем свидетельствуют такие поздние записи, как рукопись о Корнее Захаркине (№ XXVI), о которой речь впереди. А именно: в конце текста этой рукописи, поперек листа рукою Толстого написано: Въ 1720 гр. П[етръ] А[ндреевичъ] 75 лтъ. Гр. Ив[анъ] П[етровичъ] 35 л. Его жена, Праск. Ив. Троек[урова] 30 лтъ. Ея отецъ Ив. Ив. Троек[уровъ]. Его мать Настасья . Троек. 70 лтъ.