Полное собрание сочинений. Том 17

Под влиянием раздражения, овладевшего Толстым, у него явилась мысль продать именье, ликвидировать все свои дела в России и переехать со всей семьею в Англию, где он считал себя более обеспеченным от произвола и вмешательства в свою личную жизнь. С этой целью он и обратился к своей тетке, которая могла бы оказать некоторое содействие, по своим связям с английскими аристократическими кругами. «План наш состоит в том, чтобы поселиться сначала около Лондона, а потом выбрать красивое и здоровое местечко около моря, где бы были хорошие школы, и купить дом и земли». Но уже на следующий день (19 сентября) Лев Николаевич писал тому же лицу, что обстоятельства переменились, что он только что получил от председателя Тульского окружного суда извещение о том, что привлечение его к следствию по делу о смерти пастуха произошло по недоразумению, и что в виду этого он решил не приводить в исполнение задуманного им сгоряча плана об отъезде за границу. Вместе с тем Толстой сообщал некоторые подробности обо всем этом, так взволновавшем его эпизоде. «Приезжает какой-то юноша, говорит, что он следователь, спрашивает меня, законных ли я родителей сын и т. п. и объявляет мне, что я обвиняюсь в действии противузаконном, от которого произошла смерть, и требует, чтобы я подписал бумагу, что я не буду выезжать из. Ясной поляны до окончания дела. Я спрашиваю, подписывать или не подписывать? Мне говорит прокурор, что, если я не подпишу, меня посадят в острог. Я подписываю и справляюсь: скоро ли может кончиться дело? Мне говорят: по закону товарищ прокурора в неделю срока должен кончить дело, т. е. прекратить или составить обвинение. А я знаю — у меня в деревне мужик дожидается 4-й год этой недели. И я знаю, что может протянуться год, два, сколько им угодно. Проходит 3 недели; я утешаю себя мыслью, что для меня, хоть не в неделю, а в 3 недели сделают заключение; справляюсь: Что же? Не только не сделано заключение, но дело еще не получено — за 15 верст. Справляюсь, от кого зависит сделать обвинение или прекратить. От одного тов[арища] прокурора, большей частью мальчика лет 20. — Если тов[арищ] прок[урора] такой же, как следователь, то конечно — я в остроге на 4 месяца». Несмотря на юмористическую форму изложения, в письме ясно чувствуется не улегшееся еще негодование по поводу пережитого беспокойства. «Злишься и чувствуешь унижение злости, и еще более злишься. И теперь [председатель] мне пишет, что следователь ошибся, а товарищ прокурора не успел, а суд тоже мог иначе взглянуть, и что всё прекрасно, что во всем могут быть маленькие несовершенства. Маленькое несовершенство то, что я месяц целый (и теперь еще) нахожусь под арестом, что по какому-то счастью тов[арищ] прок[урора] догадался, что меня обвинять нельзя, а то бы я был судим, т. е. они бы вполне повеселились. Да и теперь я еще ничего не знаю официально».¹²⁶⁹

Несколько дней спустя, 23 сентября, немного успокоившись, Толстой писал H. Н. Страхову, с которым в эти годы у него завязалась дружеская переписка: «Тревога моя понемногу утихла. Я могу уже без злости любоваться на полноту того безобразия, которое называют самая жизнь. Можете себе представить, что меня промучили месяц, и до сих пор подписка о невыезде не снята, и нашли, что кто-то (следователь) ошибся, что точно это дело до меня не касается, и что если, вместо того чтобы по закону кончить всякое дело в 7-дневный срок, идет дело 2-й месяц и еще не кончилось, то это «маленькое несовершенство свойственное человечеству». Точно как бы приставленный дворник убил бы своего хозяина, и все дворники побили бы тех, кого они приставлены стеречь, и сказали бы: что же делать, человеческое несовершенство. Я было начал писать статью, но бросил: совестно сердиться на такую очевидно сознательную и самодовольно глупую и смешную шутку, т. е. всё это правосудие. В Англию тоже не еду, потому что дело не дошло до суда. А я решил, что в случае суда уеду, и уехал бы».¹²⁷⁰