По тому странному инстинктивному чувству, которымъ одинъ челов
къ угадываетъ мысли другаго, и который бываетъ путеводною нитью разговора, Катенька почувствовала в рно, что меня, оскорбило ея равнодушіе и, поднявъ головку, дружески обратилась ко мн . — «Что, Николинька, весело вамъ было? Бабушка не очень сердита?»— «Совс
мъ н тъ; это такъ только говорятъ», отв чалъ я: «а она, напротивъ, была очень добрая и веселая. Коли-бы ты вид ла, какой былъ балъ въ ея имянины».— «А маменька говоритъ, что она ужасно строгая,
76и все меня стращаетъ Графиней. Да, впрочемъ, Богъ знаетъ, будемъ ли...»— «Что-о?» спросилъ я съ безпокойствомъ.
— «Н
тъ, теб нельзя говорить секреты — ты раскажешь».— «Ну скажи пожалуйста, я, ей Богу, никому не скажу; в
рно про бабушку?»— «Н
тъ, не про бабушку; да я не скажу, ужъ какъ ни проси».— «Ну, пожалуйста, в
рно про насъ, а?» сказалъ я, взявъ ее за руку, чтобы обратить на себя ея вниманіе.— «Ни за что», отв
чала она, освобождая свою руку. Но я вид лъ, что ей хочется разсказать свой секреть — только надо было не настаивать.— «Ну, хорошо. Про что это мы говорили?» продолжалъ я, постукивая ногою о кузовъ: «да, какой балъ былъ у бабушки. Вотъ жалко, что васъ не было. Большіе были и танцовали, а съ какой д
вочкой мы тамъ познакомились!» и я сталъ со вс мъ увлеченіемъ любви, которая, несмотря на вс треволненія, еще яркимъ пламенемъ гор ла въ моей юной душ , описывать подробности моего съ ней знакомства и ея необыкновенную миловидность, умъ и другія удивительныя качества, про которыхъ я, сказать по правд , ничего не могъ знать. Мн очень не нравилось, что Катинька слушала меня очень равнодушно и даже, кажется, вовсе не слушала. Я и впосл дствіи зам чалъ въ себ н сколько разъ эту замашку: женщинамъ, которыя мн нравились, безъ всякой видимой ц ли разсказывать про мою любовь къ другимъ. Это бывало всегда моимъ любимымъ разговоромъ, и я до сихъ поръ не знаю, какихъ ожидалъ я отъ этаго посл дствій, и что находилъ въ томъ любезнаго.Итакъ, Катенька какъ будто не слушала меня. Я кончилъ свои признанія и замолчалъ. Мн
опять стало неловко. Видно было, что между нами стало мало общаго. Я болталъ ногой около колеса съ нам реніемъ доказать свою храбрость.— «Полно шалить, прими ногу», сказала Катинька наставническимъ тономъ. Я принялъ ногу, но ея зам
чаніе окончательно обид ло меня.Со времени нашего отъ
зда въ первый разъ изъ деревни я зам чалъ огромную перем ну въ Катеньк . Она значительно выросла, развилась и похорош ла. Ей было 13 л тъ, но она казалась д вушкой л тъ 15; особенно же въ разговор и манерахъ она далеко перегнала наивную Любочку. Она была въ томъ переходномъ состояніи, во время котораго д вочки бываютъ какъ-то особенно неровны въ пріемахъ и заст нчивы. Впрочемъ, я такъ привыкъ съ д тскихъ л тъ считать ее за сестру, что все она была для меня той же Катенькой, которую я помнилъ еще покрытую веснушками съ рыжеватенькой головкой, обстриженной подъ гребенку, и я мало обращалъ на произшедшія въ ней физическія перем ны; мн только не нравилось то, что она морально перем нилась въ отношеніи ко вс мъ намъ: она какъ-то отшатнулась отъ вс хъ насъ и стала больше оказывать дов ренности и любви своей матери. При ней уже нельзя было трунить надъ Мими: она сердилась за это. Любочка не см ла шалить при ней изъ опасенія, чтобы она не разсказала про то своей матери, и часто я самъ слышалъ, какъ Мими, запершись въ комнат , о чемъ-то шепталась съ своей дочерью. —— «Катинька!....... сказалъ я, съ р
шительностью поворачиваясь къ ней. «Скажи по правд , отчего ты съ н которыхъ поръ стала какая-то странная?»— «Неужели я странная?» сказала Катенька съ одушевленіемъ, которое ясно доказывало, что мое зам
чаніе интересовало ее: «я совс мъ не странная».— «Н
тъ, ты совс мъ не такая, какой была прежде», продолжалъ я. «Прежде видно было, что ты насъ любишь и считаешь, какъ родными, такъ же, какъ и мы тебя, а теперь ты стала такая серьезная, разговариваешь только съ Мими, точно ты не хочешь совс мъ насъ знать». Говоря это, я начиналъ уже ощущать легкое щикотаніе въ носу, всегда предшествующее слезамъ, которыя всегда навертывались мн на глаза, когда я высказывалъ давно сдержанную, задушевную мысль.— «Да в
дь нельзя же всегда оставаться одинаковыми», сказала Катенька.— «Отчего же?»
— «Надобно же когда-нибудь перем
ниться. В дь не все же намъ жить вм ст ».— «Отчего?» продолжалъ я допрашивать.
Катенька им
ла привычку доказывать все какою-то фаталистическою необходимостью. «Надо же, молъ, и дурамъ быть», сказала она мн однажды, когда я побранился съ ней.— «Да зат
мъ, что маменька могла жить у вашей маменьки, своимъ другомъ; но, Богъ знаетъ, сойдутся ли они съ Графиней, которая, говорятъ, такая сердитая. Кром того, все-таки когда нибудь да мы разойдемся: вы богатые — у васъ есть Петровское, а мы б дные — у маменьки ничего н тъ».