Полное собрание сочинений. Том 2. Кн. 1. Стихотворения 1817-1825

             Меж тем, как изумленный мир
             На урну Байрона взирает,
             И хору европейских лир
             Близ Данте тень его внимает,

             Зовет меня другая тень,

             Давно без песен, без рыданий
             С кровавой плахи в дни страданий
             Сошедшая в могильну сень.

             Певцу любви, дубрав и мира

             Несу надгробные цветы.
             Звучит незнаемая лира,
             Пою. Мне внемлет он и ты.

        Подъялась вновь усталая секира

             И жертву новую зовет.
        Певец готов; задумчивая лира
             В последний раз ему поет.¹

        Заутра казнь, привычный пир народу;

             Но лира юного певца
        О чем поет? Поет она свободу:
             Не изменилась до конца!

    «Приветствую тебя, мое светило!

             Я славил твой небесный лик,
             Когда он искрою возник,
             Когда ты в буре восходило.
             Я славил твой священный гром,
Когда он разметал позорную твердыню
             И власти древнюю гордыню
             Развеял пеплом и стыдом;
Я зрел твоих сынов гражданскую отвагу,
             Я слышал братский их обет,
             Великодушную присягу
И самовластию бестрепетный ответ.
             Я зрел, как их могущи волны
             Всё ниспровергли, увлекли,
И пламенный трибун предрек, восторга полный,
             Перерождение земли.
             Уже сиял твой мудрый гений,
             Уже в бессмертный Пантеон
Святых изгнанников входили славны тени,
             От пелены предрассуждений
             Разоблачался ветхий трон;
             Оковы падали. Закон,
На вольность опершись, провозгласил равенство,
             И мы воскликнули: Блаженство!
             О горе! о безумный сон!
             Где вольность и закон? Над нами
             Единый властвует топор.
Мы свергнули царей. Убийцу с палачами
Избрали мы в цари. О ужас! о позор!
             Но ты, священная свобода,
Богиня чистая, нет, — не виновна ты,
             В порывах буйной слепоты,
             В презренном бешенстве народа,
Сокрылась ты от нас; целебный твой сосуд
             Завешен пеленой кровавой:
Но ты придешь опять со мщением и славой,—
             И вновь твои враги падут;
Народ, вкусивший раз твой нектар освященный,
             Всё ищет вновь упиться им;
             Как будто Вакхом разъяренный,
             Он бродит, жаждою томим;
Так — он найдет тебя. Под сению равенства
В объятиях твоих он сладко отдохнет;
             Так буря мрачная минет!
Но я не узрю вас, дни славы, дни блаженства:
Я плахе обречен. Последние часы
Влачу. Заутра казнь. Торжественной рукою
Палач мою главу подымет за власы
             Над равнодушною толпою.
Простите, о друзья! Мой бесприютный прах
Не будет почивать в саду, где провождали
Мы дни беспечные в науках и в пирах
И место наших урн заране назначали.
             Но, друти, если обо мне
             Священно вам воспоминанье,
Исполните мое последнее желанье:
Оплачьте, милые, мой жребий в тишине;
Страшитесь возбудить слезами подозренье;
В наш век, вы знаете, и слезы преступленье:
О брате сожалеть не смеет ныне брат.
Еще ж одна мольба: вы слушали стократ
Стихи, летучих дум небрежные созданья,
Разнообразные, заветные преданья
Всей младости моей. Надежды и мечты,
И слезы, и любовь, друзья, сии листы
Всю жизнь мою хранят. У Авеля, у Фанни ²,
Молю, найдите их; невинной музы дани
Сберите. Строгий свет, надменная молва
Не будут ведать их. Увы, моя глава
Безвременно падет: мой недозрелый гений
Для славы не свершил возвышенных творений;
Я скоро весь умру. Но, тень мою любя,
Храните рукопись, о други, для себя!
Когда гроза пройдет, толпою суеверной
Сбирайтесь иногда читать мой свиток верный,
И, долго слушая, скажите: это он;
Вот речь его. А я, забыв могильный сон,
Взойду невидимо и сяду между вами,
И сам заслушаюсь, и вашими слезами
Упьюсь… и, может быть, утешен буду я
Любовью; может быть, и Узница моя ³,Уныла и бледна, стихам любви внимая…»

Но, песни нежные мгновенно прерывая,

Младой певец поник задумчивой главой.
Пора весны его с любовию, тоской
Промчалась перед ним. Красавиц томны очи
И песни, и пиры, и пламенные ночи,
Всё вместе ожило; и сердце понеслось
Далече… и стихов журчанье излилось:

«Куда, куда завлек меня враждебный гений?

Рожденный для любви, для мирных искушений,
Зачем я покидал безвестной жизни тень,
Свободу и друзей, и сладостную лень?
Судьба лелеяла мою златую младость;
Беспечною рукой меня венчала радость,
И муза чистая делила мой досуг.
На шумных вечерах друзей любимый друг,
Я сладко оглашал и смехом, и стихами
Сень, охраненную домашними богами.
Когда ж, вакхической тревогой утомясь
И новым пламенем незапно воспалясь,
Я утром наконец являлся к милой деве
И находил ее в смятении и гневе;
Когда, с угрозами, и слезы на глазах,
Мой проклиная век, утраченный в пирах,
Она меня гнала, бранила и прощала:
Как сладко жизнь моя лилась и утекала!
Зачем от жизни сей, ленивой и простой,
Я кинулся туда, где ужас роковой,
Где страсти дикие, где буйные невежды,
И злоба, и корысть! Куда, мои надежды,
Вы завлекли меня! Что делать было мне,
Мне, верному любви, стихам и тишине,
На низком поприще с презренными бойцами!
Мне ль было управлять строптивыми конями
И круто напрягать бессильные бразды?
И что ж оставлю я? Забытые следы
Безумной ревности и дерзости ничтожной.
Погибни, голос мой, и ты, о призрак ложный,
             Ты, слово, звук пустой…
                                                      О, нет!
             Умолкни, ропот малодушный!
             Гордись и радуйся, поэт:
             Ты не поник главой послушной
             Перед позором наших лет;
             Ты презрел мощного злодея;
             Твой светоч, грозно пламенея,
             Жестоким блеском озарил
             Совет правителей бесславных;⁴
             Твой бич настигнул их, казнил
             Сих палачей самодержавных;
             Твой стих свистал по их главам;
        Ты звал на них, ты славил Немезиду;
             Ты пел Маратовым жрецам
             Кинжал и деву-эвмениду!
Когда святой старик от плахи отрывал
Венчанную главу рукой оцепенелой,
        Ты смело им обоим руку дал,
             И перед вами трепетал
             Ареопаг остервенелый.
Гордись, гордись, певец; а ты, свирепый зверь,
             Моей главой играй теперь:
Она в твоих когтях. Но слушай, знай, безбожный:
Мой крик, мой ярый смех преследует тебя!
             Пей нашу кровь, живи, губя:
             Ты всё пигмей, пигмей ничтожный.
        И час придет… и он уж недалек:
             Падешь, тиран! Негодованье
Воспрянет наконец. Отечества рыданье
             Разбудит утомленный рок.
Теперь иду… пора… но ты ступай за мною;
Я жду тебя».

                      Так пел восторженный поэт.

И всё покоилось. Лампады тихий свет
             Бледнел пред утренней зарею,
И утро веяло в темницу. И поэт
             К решотке поднял важны взоры…
Вдруг шум. Пришли, зовут. Они! Надежды нет!
             Звучат ключи, замки, запоры.
Зовут… Постой, постой; день только, день один:
             И казней нет, и всем свобода,
             И жив великий гражданин
             Среди великого народа.⁵
Не слышат. Шествие безмолвно. Ждет палач.
Но дружба смертный путь поэта очарует.⁶
Вот плаха. Он взошел. Он славу именует…⁷
                      Плачь, муза, плачь!..