– Она общала; но ты знаешь, какъ можно разсчитывать на душу въ кринолин, – отвчала хозяйка. – Да и потомъ мн кажется, что у ней есть что то на сердц. Боюсь не съ Ана ли что нибудь.
– Ана такъ мила!
– О да. Могу я вамъ предложить чашку чая, – обращалась она къ Генералу. – А вотъ и Serge.
– Разскажите мн что нибудь злое и веселое, – говорила извстная умница фрейлина молодому Дипломату.
– Говорятъ, что злое и смшное несовмстимо, но я попробую, если вы мн дадите тему.
Хозяинъ, молодой человкъ съ умнымъ и истомленнымъ лицомъ, вышелъ изъ боковой двери и здоровывается съ гостями.
– Какъ вамъ понравилась[5] Нильсонъ, Графиня? – говоритъ онъ, неслышно подойдя по мягкому ковру к полной красивой дам въ черномъ бархатномъ плать.
– Какъ можно такъ пугать, – отвчаетъ дама, перегибаясь къ нему съ своимъ веромъ и подавая ему руку въ перчатк, которую она не снимаетъ, потому что рука ея некрасива. – Не говорите, пожалуйста, про оперу со мной. Вы думаете, что вы спускаетесь до меня, а я этаго вамъ не позволяю. Я хочу спуститься до васъ, до вашихъ гравюръ. Разскажите мн, какіе новыя сокровища вы нашли на толкучемъ…
Совершенно незамтно столъ устанавливается всмъ, что нужно для чая, гости размстились вс у круглаго стола. Мущины обходятъ не слышно кресла дамъ и берутъ изъ рукъ хозяйки прозрачныя дымящіяся паромъ чашки чая. Хозяйка стоитъ съ рукой съ отставленнымъ розовымъ мезинчикомъ на серебряномъ кран и выглядываетъ изъ самовара на гостей и на двери и даетъ знаки въ тни стоящимъ 2-мъ лакеямъ. Разговоръ изъ отрубковъ фразъ начинаетъ устанавливаться въ разныхъ группахъ и, для того чтобы сдлаться общимъ и завлекательнымъ, разумется, избираетъ своимъ предметомъ лица всмъ извстныя, и, разумется, объ этихъ лицахъ говорятъ зло, иначе говорить было бы нечего, такъ какъ счастливые народы не имютъ исторіи.
Такого рода разговоръ установился въ ближайшемъ уголк къ хозяйк, и теперь этотъ разговоръ иметъ двойную прелесть, такъ какъ т, о которыхъ злословятъ, друзья хозяйки и должны пріхать ныншній вечеръ; говорятъ о молодой[6] Анастась (Ана[7] Гагина, какъ ее зовутъ въ свт) и о ея муж. Молодой дипломатъ самъ избралъ эту тему, когда упомянули о томъ, что Пушкины общались быть сегодня, но не могли пріхать рано, потому что у Алекся Александровича какой то комитетъ, а она всегда здитъ только съ мужемъ.
– Я часто думалъ, – сказалъ дипломатъ, – что, какъ говорятъ, народы имютъ то правительство, котораго они заслуживаютъ, такъ и жены имютъ именно тхъ мужей, которыхъ он заслуживаютъ, и Ан[астасья?] Аркадьевна[8] Каренина вполн заслуживаетъ своего мужа.
– Знаете ли, что, говоря это, вы, для меня по крайней мр, длаете похвалу ей.
– Я этаго и хочу.
– Только какъ онъ можетъ спокойно спать съ такой женой. И съ всякимъ другимъ мужемъ она бы была героиней стариннаго романа.
– Она знаетъ, что мужъ ея замчательный человкъ, и[9] она удовлетворяется. Она примрная жена.
– Была.
– Я никогда не могла понять, Княгиня, – сказала фрейлина, что въ немъ замчательнаго. Если бы мн вс это не твердили, я бы просто приняла его за дурачка. И съ такимъ мужемъ не быть героиней романа – заслуга.
– Онъ смшонъ.
– Стало быть, не для нея, – сказала хозяйка. – Замтили вы, какъ она похорошла. Она положительно
Но какъ ни незамтно это было, дипломатъ замтилъ это, и, чтобъ подразнить ее, тмъ боле что это была и правда, онъ сказалъ:
– О да! Послднее время она расцвла. Теперь или никогда для нея настало время быть героиней романа.
– Типунъ вамъ на языкъ, – сказала хозяйка.
Хозяйка говорила, но ни на минуту не теряла взгляда на входную дверь.
– Здраствуйте,[10] Михаилъ Аркадьичъ, – сказала она,[11] встрчая[12] входившаго сіяющаго цвтомъ лица, бакенбардами и близной жилета и рубашки молодцоватаго Облонскаго.
– А сестра ваша Анна будетъ? – прибавила она громко, чтобы разговоръ о ней замолкъ при ея брат. – Прідетъ она?
– Не знаю, Княгиня. Я у нее не былъ.
И Степанъ Аркадьичъ, знакомый со всми женщинами и на ты со всми мущинами, добродушно раскланивался, улыбаясь и отвчая на вопросы.
– Откуда я? Чтожъ длать? Надо признаваться. Изъ Буффовъ. La Comtesse de Rudolstadt[13] прелесть. Я знаю, что это стыдно, но въ опер я сплю, а въ Буффахъ досиживаю до послдняго конца и всласть. Нынче..
– Пожалуйста, не разсказывайте про эти ужасы.
– Ну, не буду, чтоже длать, мы Москвичи еще не полированы и терпть не можемъ скучать.
Дама въ бархатномъ плать подозвала къ себ Степана Аркадьича.
– Ну что ваша жена? Какъ я любила ее. Разскажите мн про нее.
– Да ничего, Графиня. Вся въ хлопотахъ, въ дтяхъ, въ классахъ, вы знаете.
– Говорятъ, вы дурной мужъ, – сказала дама тмъ шутливымъ тономъ, которымъ она говорила объ гравюрахъ съ хозяиномъ.
[14]Михаилъ Аркадьичъ[15] разсмялся. Если отъ того, что я не люблю скучать, то да. Эхъ, Графиня, вс мы одинаки. Она не жалуется.
– Ну, а что ваша прелестная свояченица Кити?
– Она очень больна, ухала за границу.