Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

Степанъ Аркадьичъ оглянулся, и лицо его еще больше просіяло.

– Вотъ кого не видалъ все время, что я здсь, – сказалъ онъ, увидавъ входившаго[16] Вронскаго.

– Виноватъ, Графиня, – сказалъ Степанъ Аркадьичъ и, поднявшись, пошелъ къ вошедшему.

Твердое, выразительное лицо[17] Гагина съ свже выбритой, но синющей отъ силы растительности бородой просіяло, открывъ сплошные, правильнаго полукруга здоровенные зубы.

– Отчего тебя[18] нигд не видно?

– Я зналъ, что ты здсь, хотлъ къ теб захать.

– Да, я дома, ты бы захалъ. Однако какъ ты оплшивлъ, – сказалъ Степанъ Аркадьичъ, глядя на его почти голую прекрасной формы голову и короткіе черные, курчавившіеся на затылк, волосы.

– Что длать? Живешь.

– Ну, завтра обдать вмст. Мн сестра про тебя говорила.

– Да, я былъ у ней.

[19]Вронскій замолчалъ, оглядываясь на дверь. Степанъ Аркадьичъ посмотрлъ на него.

– Что ты оглядываешься? Ну, такъ завтра обдать у Дюссо въ 6 часовъ.

– Однако я еще съ хозяйкой двухъ словъ не сказалъ, – и Вронскій пошелъ къ хозяйк съ пріятными, такъ рдко встрчающимися въ свт пріемами скромности, учтивости, совершеннаго спокойствія и достоинства.

Но и хозяйка, говоря съ нимъ, замтила, что онъ нынче былъ не въ своей тарелк. Онъ безпрестанно оглядывался на дверь и ронялъ нить разговора. Хозяйка въ его лиц, какъ въ зеркал, увидала, что теперь вошло то лицо, которое онъ ждалъ. Это[20] была Нана Каренина впереди своего мужа.

Дйствительно, они были пара: онъ прилизанный, блый, пухлый и весь въ морщинахъ; она некрасивая съ[21] низкимъ лбомъ, короткимъ, почти вздернутымъ носомъ и слишкомъ толстая. Толстая такъ, что еще немного, и она стала бы уродлива. Если бы только не огромныя черныя рсницы, украшавшія ея срые глаза, черные огромные волоса, красившія лобъ, и не стройность стана и граціозность движеній, какъ у брата, и крошечныя ручки и ножки, она была бы дурна. Но, несмотря на некрасивость лица, было что-то въ добродушіи улыбки красныхъ губъ,[22] такъ что она могла нравиться.[23]

Хозяйка мгновенно сообразила вмст нездоровье[24] Мари, сестры Каренина, и удаленіе ея послднее время отъ свта. Толки толстой дамы о томъ, что[25] Вронскій, какъ тнь, везд за[26] Анной и его пріздъ нынче, когда онъ не былъ званъ,[27] связало вс эти замчанія.[28]

«Неужели это правда?» думала она.

– Хотите чая? Очень рада васъ видть. Вы, я думаю, со всми знакомы. А вотъ и Анна, – сказала она самымъ небрежнымъ тономъ, но глаза ея слдили за выраженіемъ лица Вронскаго, и ей завидно стало за то[29] чувство и радости и страха, которое выразилось на лиц Вронскаго при вход Анны.

Анна своимъ обычнымъ твердымъ и необыкновенно легкимъ шагомъ, показывающимъ непривычную въ свтскихъ женщинахъ физическую силу, прошла т нсколько шаговъ, которые отдляли ее отъ хозяйки, и при взгляд на Вронскаго, блеснувъ срыми глазами, улыбнулась свтлой доброй улыбкой. Она крпко пожала протянутыя руки своей крошечной сильной кистью[30] и быстро сла.[31] И когда она заговорила своимъ яснымъ, отчетливымъ, безъ одной недоговорки или картавленья голосомъ, всегда чрезвычайно пріятнымъ, но иногда густымъ и какъ бы воркующимъ, нельзя было, глядя на ея удивительныя не костлявыя и не толстыя мраморныя плечи, локти и грудь, на[32] оконечности, ловкую силу движеній и простоту и ясность пріемовъ, не признать въ ней, несмотря на некрасивую небольшую[33] голову, нельзя было не признать ее привлекательною. На поклонъ[34] Вронскаго она отвчала только наклоненіемъ[35] головы,[36] но слегка покраснла и обратилась къ хозяйк:

– Алексй не могъ раньше пріхать, а я дожидалась его и очень жалю.

Она смотрла на[37] входившаго мужа. Онъ съ тмъ наклоненіемъ головы, которое указываетъ на умственное напряженiе, подходилъ лнивымъ шагомъ къ хозяйк.[38]

Алексй Александровичъ не пользовался[39] общимъ всмъ людямъ удобствомъ серьезнаго отношенія къ себ ближнихъ. Алексй Александровичъ, кром того, сверхъ общаго всмъ занятымъ мыслью людямъ, имлъ еще для свта несчастіе носить на своемъ лиц слишкомъ ясно вывску сердечной доброты и невинности. Онъ часто улыбался улыбкой, морщившей углы его глазъ, и потому еще боле имлъ видъ ученого чудака или дурачка, смотря по степени ума тхъ, кто судилъ о немъ.

Алексй Александровичъ былъ человкъ страстно занятый своимъ дломъ и потому разсянный и не блестящій въ обществ. То сужденіе, которое высказала о немъ толстая дама, было очень естественно.

* № 2 (рук. № 3).

<2-я часть.>

I.